– Слышал я о них кое-что, – подъездный слез с табурета. – Но что в том правда, а что вранье – не знаю, потому погоди маленько. Пойду, за Кузьмичем схожу, от него в этом вопросе толку больше будет. Он одно время у кладбища жил, значит, знает побольше моего.
– А удобно это? – почесал затылок я. – Он же вроде как от удава пострадал.
– Кузьмича ни одна холера не возьмет, а тем более какой-то там удав, – не без гордости за друга ответил мне Вавила Силыч и полез за холодильник.
– Родь, давай, на стол чего-нибудь поставь, – сказал я своему помощнику. – Колбасу там, сыр. Все-таки человек…. То есть – подъездный в гости придет. Неудобно.
– Тут такое дело… – круглые глаза Родьки уставились в белый потолок кухни. – Мы же у нас здесь к охоте готовились, обсуждали всякое. Этот… План операции разрабатывали. Вот.
Я все понял, подошел к холодильнику и открыл дверцу. Так и есть. Все та же ледяная пустыня. Даже кетчупа нет. И масленка куда-то пропала. Правда, три кубика «Магги» по-прежнему на месте.
– Н-да, – я закрыл дверцу. – Придется в магазин идти. Лениво, но надо.
– Ругаться не будешь? – то ли спросил, то ли удивился Родька.
– А надо? – уточнил я.
– Наверное, – подумав, ответил мой помощник. – А то разболтаюсь совсем. Я могу.
– Ну, значит, неделю сидеть тебе без газировки, – строго заявил я. – И без сладкого.
Не знаю, насколько это для него страшное наказание, но ничего другого мне в голову не пришло.
Родька помолчал, почесал за ухом и спешно допил свой квас, как видно, рассудив, что я и его у него могу отобрать.
Минут через пять за холодильником зашуршало, и оттуда вылез Вавила Силыч, с еще одной пластиковой бутылкой кваса, а следом за ним на кухне появился и пресловутый Кузьмич.
Выглядел он постарше нашего подъездного, был повыше ростом и имел внушительных размеров лысину, на которой красовался пластырь, налепленный крест-накрест. А еще он отличался от Вавилы Силыча цветом. Наш подъездный был коричневый, как желудь, а этот скорее сероватый, как осиновая кора.
– Кузьмич, – протянул мне свою ладонь дважды пострадавший от удава бедолага. – С пятого подъезда я.
– Знаю, – пожал я его конечность. – Наслышан. Мне вон та парочка все рассказала. А имя-то есть у вас? Как-то неудобно просто Кузьмичом звать.
– Анатолий, – проворчал тот. – Но ты как все именуй, я давно привык.
Судя по всему, был Кузьмич не очень разговорчив, поскольку фразы свои он как бы обрубал, как видно, считая, что основное сказано, а там пусть собеседник сам додумывает.
– Рад бы чем угостить, да в холодильнике пусто, – развел руками я. – Хреновый я хозяин.
Вавила Силыч бухнул на стол бутылку квасу, а после виновато глянул на меня. Я улыбнулся и подмигнул ему, давая понять, что не в обиде за разорение холодильника.
– Отобедал уже, – сообщил Кузьмич и неодобрительно глянул на Родьку, который сразу потянулся к квасу. – Благодарствую.
Тот мигом отдернул лапы от бутылки и метнулся за стаканом для гостя.
– Гоняй его, – посоветовал мне Кузьмич, ткнув пальцем в моего помощника. – А то на шею, стало быть. Да. Ишь, пройда такая!
Потом он степенно пил квас. Медленно, дергая кадыком, стакан за стаканом. Отдувался, отфыркивался, вытирал пот, стекающий с лысины.
– Жарко, – после третьего стакана сообщил он мне. – Душно тут, в городе. Сколько лет живу – а все никак не привыкну. У нас-то в деревне…
И снова припал к стакану.
Я с уважением смотрел на него. Маленький-маленький, а сколько влезает, а? Да, крепка старая гвардия!
– Значит, Хозяева кладбищ? – допив очередную порцию, без какого-либо перехода спросил у меня Кузьмич. – Разные они. Но скажу так – злить их точно не стоит. Сила за ними есть, и немалая. Пусть и в границах, стало быть, только их погоста, но немалая.
– Поподробней бы, – попросил я его. – Если время есть, если мы вас не задерживаем.
– Есть, – посопев, сказал Кузьмич. – Разъехались у меня почти все по дачам да по югам. Пустой подъезд стоит, почитай.
– Везучий, – протянул Вавила Силыч завистливо. – И ведь ни одного запойного у тебя нет. Невиданное дело.
– А все почему? – Кузьмич воздел вверх кривой палец. – Работу свою делаю как должно. С душой! Кабы все так поступали, давно бы посох в нашем районе был, а не на «Соколе».
– Что за посох? – не смог удержаться от вопроса я.
– Деревянный, – пояснил Кузьмич. – С камушком в навершии. Он в свое время тому домовому принадлежал, который за палатами самого боярина Кучки следил. А с его палат-от вся Москва пошла, вон как. Его, посох этот, лет полтораста назад нашли, когда палаты раскопали, и с тех пор он по рукам и ходит. Какой, стало быть, уголок города под Новый год старейшины лучшим признают – тому он до следующей зимы и достается. А с ним и удача приходит, вот так-то. Счастливый этот посох.
– И по каким критериям идет оценка? – еле удержался от смеха я.
– Чистота в районе, – загнул палец Вавила Силыч. – Порядок. Чтобы смертоубийств не было. Там много всего.
– Опять же – у кого деток за год больше народилось, – добавил от себя Кузьмич.
– Святые угодники, – опешил я. – А вы-то как тут? С какого, извиняюсь, бока?
– Если район тихий, спокойный, то и на душе у людей хорошо, – совершенно серьезно ответил мне Вавила Силыч. – А когда у людей на душе хорошо и в дому ладится, то они всенепременно деток делают. Без них и дом не дом, и семья не семья.
– Хорошо еще вечером по зиме электричество отключить, – добавил Кузьмич. – Очень способствует этому делу.
Я только головой помотал. Очень меня впечатлило это все. Нет, вы только вдумайтесь – у них, оказывается, есть переходящий деревянный посох. С камушком в навершии.
– Ладно, это все наши хлопоты, – Кузьмич вытер пот с лысины, а после поправил на ней пластыревую нашлепку. – Давай о твоем интересе поговорим.
– Было бы здорово, – пододвинулся поближе к нему я. – Если можно – поподробнее.
– Что знаю – расскажу, – кивнул Кузьмич. – Не сомневайся.
А знал он и на самом деле немало, поскольку рассказ затянулся на добрых полчаса.
Лесовик был прав – при каждом кладбище есть свой Хозяин. Как правило, им становился тот, с кого оно началось, покойник, который был на нем похоронен первым. Но тут был нюанс – для этого кладбище уже должно было являться именно что кладбищем, то есть иметь некую ограду, которая отделяла бы мир живых от мира мертвых, вот потому-то у тех лесных туманных нежитей старшего и не имелось. Их, похоже, просто зарыли в землю, не придав месту упокоения официальный статус. Нет его – нет и Хозяина.
Причем если первой хоронили женщину, то она в счет не шла, Хозяином мог стать только покойник мужского пола. И даже когда место его упокоения съедало время, руша надгробие и все, что к нему прилагалось, то он все равно оставался тем, кем являлся, и просто находил себе другую могилу. Как правило – постарее и повнушительнее обустроенную. С монументом там, или даже с мавзолеем. Все-таки руководитель, как ни крути. Пусть и потусторонний.
