— Конечно, — Алла вздохнула. — Я и сама тоже… Здесь, как я заметила, вообще главный принцип — невмешательство и лояльность. — Она горько усмехнулась. — Соседи кругом.
— А что же это.., ну, когда он плакал по ночам, это и раньше было, да? — спросила Катя. — И часто, вы говорите? Как только вы сюда переехали?
— Ну, я точно не знаю, с какого времени она так работает по ночам. Но в последние два месяца мальчик все время оставался один и плакал. И хоть у нас в доме толстые, прямо непрошибаемые стены, но… Все слышно. И это так мучительно. Слышать и не быть в состоянии ничем помочь ребенку. Мама моя сильно переживала — даже одно время хотела поговорить со Светланой, предложить, чтобы он ночевал у нас, но… Я же говорю, здесь у нас главный принцип — не суй носа в чужие дела.
— А вы не знаете, у этой вашей соседки нет какого-нибудь приятеля, знакомого? — простодушно спросила Катя. — Может быть, к ней приходил кто-то?
— Она же разведена, — ответила Гринцер, и было неясно, что она подразумевает под этим уклончивым и смущенным ответом. — Ну все, я уже окончательно опоздала, придется теперь частника ловить, а в центре такие пробки…
— Главное — не волнуйтесь, — сказала ей Катя на прощание. — Мало ли что у соседей случается?
Гринцер торопливо зашагала через двор, а Катя, глядя ей вслед, подумала: вот и встретились две кукушки-соседки, обменялись мнениями насчет третьей и разошлись каждая по своим делам. И все вроде бы так и надо, все нормально. Главный принцип — невмешательство и.., равнодушие? По Алле этого не скажешь, но все же…
Она взглянула наверх. Дом был незыблем, непоколебим, как утес. Он возвышался, нависал, закрывая собой хмурое сумрачное небо. Дом был хозяином положения и, казалось, выжидал чего-то, храня в тайне от всех под кирпичной, обледенелой корой своих стен какую-то слепую могучую силу — пока еще невидимую, но уже смутно ощутимую. Катя почувствовала: как ей не хочется возвращаться сюда, открывать дверь подъезда, подниматься по лестнице пролет за пролетом по этим безмолвным этажам, мимо этих закрытых, запертых на все замки, точно задраенных, как люки тонущего корабля, дверей.
Это было то самое чувство, так напугавшее и встревожившее ее в тот самый первый вечер: так вот какой, оказывается, этот дом… Катя замерла, набирая код домофона: один, три, восемь… Так вот какой, оказывается, этот дом.., дом, в котором.., в котором произошло… На мгновение ей почудилось — вот сейчас она непременно вспомнит то, что так тщетно пыталась отыскать в собственной памяти все эти дни, но… Но ничего нет, кроме — этот дом, который.., который построил Джек. К себе на пятый этаж она поднялась на лифте. И кроме его металлического лязга и скрипа, ничего не, слышала — ни плача Павлика, ни мужских голосов за дверью квартиры.
У себя, едва раздевшись, она сразу же набрала номер Колосова. Она знала: Никита там, внизу, у Герасименко. И обыск есть обыск, и он там сейчас занят по горло. Но то, что не давало ей покоя с самого утра, настойчиво требовало объяснений. Теперь, после встречи с Аллой Гринцер, Катя, кажется, знала, как ей надо поступить.
Никита Колосов напряженно ждал: когда же наконец Свидерко спросит Светлану Герасименко про деньги. Но Николай не торопился. Он словно позабыл о признании Герасименко факта ее знакомства с Бортниковым. Сидя напротив нее, он спокойно и неторопливо задавал самые что ни на есть протокольные вопросы: год рождения, место работы, наличие судимости и все такое прочее.
Он правильно поступал, давая ей время прийти в себя. Женская истерика в таком деле не нужна никому. Но увы, истерики все же избежать не удалось.
Двое экспертов-криминалистов шаг за шагом неслышно и методично обрабатывали мебель, выявляя имеющиеся в комнате, на кухне, в ванной, прихожей и туалете, на вещах и предметах отпечатки. Сравнить их с отпечатками пальцев Бортникова по мобильной системе «Дактопоиск» было делом одной минуты. Пальцы по-прежнему были главной уликой. Герасименко могла отказаться от всех своих показаний, и Свидерко решил, видно, прислушаться к мнению Кати и подпереть шаткое обвинение чем только возможно.
Все это время Павлик суетливо и расторможенно сновал по квартире, мешая всем, путаясь под ногами. Колосов иногда ловил взгляды мальчика, и ему казалось, что тот смертельно напуган. Но увести его к соседям было нельзя.
— Ну-ка, парень, не мешай, пойди сядь где-нибудь в сторонке. — Один из экспертов хотел взять Павлика за руку и отвести на кухню, но, едва он коснулся мальчика, тот отпрянул, лицо его болезненно искривилось, и, дергаясь всем своим худеньким тельцем и молотя стиснутыми кулачками по воздуху, он закричал:
— Пусти, не трогай, оставь, не хочу, мама!
Герасименко вскочила с дивана:
— Павлик, что ты.., что с тобой такое? Ну перестань, успокойся же…
Мальчик кинулся к ней, прижался лицом к коленям, судорожно вцепившись в ее халат. Он громко истерически рыдал.
— Ну что ты, не бойся, мама тут, с тобой, — попытался успокоить его и явно обескураженный Свидерко, но едва он попытался погладить мальчика по голове, Павлик заплакал еще громче.
— Я прямо не знаю, что с ним такое, — испуганно сказала Герасименко. — Он никогда раньше так… Он, наверное, вас боится.
— К сожалению, уйти мы не можем, — сказал Свидерко. — Так вот… Светлана Михайловна, значит, вы категорически отрицаете свое участие в убийстве вашего знакомого Александра Бортникова?
— Я ничего не знаю. Я не убивала его. Меня даже не было здесь, можете проверить… Я вернулась только утром и узнала, что его нашли там, наверху, в чужой квартире… — Герасименко заплакала.
— Как давно вы знали Бортникова? — спросил Колосов.
— Сашу? Мы познакомились около полугода назад.
— Где?
— Совершенно случайно. Я опаздывала на работу, ловила машину, а он ехал мимо и остановился.
— Он что же, еще и калымил? — хмыкнул Свидерко.
— Нет, что вы… То есть он говорил — лишние деньги никогда не помешают. Я сначала и внимания на него не обратила, сказала, что мне на Кутузовский надо, в казино. Я там работаю. Ну, он сразу заинтересовался, стал расспрашивать, мы разговорились, познакомились. Потом он мой телефон попросил.
— А деньги он тогда за проезд взял с вас? — спросил Никита.
— Н-не помню… Кажется, я заплатила, он же меня довез… — Она покраснела. — Какое это имеет значение?
Колосов и Свидерко переглянулись.
— Ваше знакомство произошло, когда вы уже переехали сюда? После развода? — спросил Свидерко.
— Да, это было в начале сентября. Он мне не звонил какое-то время, а потом однажды вечером позвонил. Сказал, что.., в общем, просил встретиться, он был немножко навеселе… Я отказалась, но он настаивал, говорил, что у них на работе, в аэропорту, какой-то праздник и что он хочет его отметить со мной, говорил, что приедет, просил адрес.
— И вы дали ему адрес?
