Алмазов сказал, что будет ждать ее всю ночь. И он действительно ждал. Когда в половине седьмого утра она позвонила в дверь его квартиры и он открыл, она увидела в коридоре у самого порога — подушку, его автомобильную куртку, недопитую бутылку красного вина и… Ну конечно, его пистолет!
Алла нагнулась, чтобы раз и навсегда убедиться, что это только зажигалка, игрушка. Но Алмазов поддал пистолет ногой, отшвырнув его куда-то в глубь коридора. Вскинул растерявшуюся Аллу на руки и понес на диван. Он не произносил ни слова, но она, заглянув в его лицо, вдруг испугалась, что могла в это утро опоздать. В глубине души она еще надеялась, что все это — вздор, пьяный дебильный мужской розыгрыш, но он вдруг разрыдался совершенно не по-мужски, а по-детски. И она поняла, что ночной пьяный морок у него еще не прошел.
Целый час из двух отпущенных им скупердяйкой-судьбой часов счастья и близости Алла успокаивала и уговаривала Алмазова. А еще короткий час они любили друг друга. Алмазов не отпускал ее до тех пор, пока они совершенно не изнемогли.
Время истекло, и пора было вставать, пора было расставаться. Но Алла все медлила и не зажигала света. Не надо, чтобы он видел ее лицо сейчас. Утренние чахоточные сумерки. Может, хоть они сохранят иллюзию того, что не существует разницы в тринадцать лет и этих предательских морщинок в уголках глаз тоже не существует…
— Если ты думаешь: он спит как бревно, то я не сплю, — сказал Алмазов.
— Еще раз устроишь такое — пьянку, пистолет.., так, я тебя убью, — пообещала Алла, прижимаясь к нему. — Ну что на тебя такое нашло, Олег?
— Я жить без тебя не могу, вот что. Прихожу с работы домой, сижу тут, как… Только прислушиваюсь — играешь или нет ты на этом своем чертовом рояле. Я не могу без тебя, понимаешь? Я все решил.
— Ну что ты решил?
— Давай свой паспорт, — Алмазов протянул руку.
— Да ну тебя…
— Давай, говорю.
Она поднялась, сдернула с дивана простыню, закуталась в нее. Ее сумка валялась на ковре. Ее из-за матери пришлось взять с собой (она ведь уходила на занятия в музучилище — училка, бедная училка!). Алла порылась в сумке — сколько же вещей ненужных, сколько разного хлама. А это еще что такое? Она достала черную коробочку. Как это-то попало в сумку? Наверное, по ошибке сунула, когда собиралась в спешке.
— Там у тебя что? — спросил Алмазов. — Леденцы или мое фото?
Алла открыла черную коробку и высыпала ему на голую грудь карты: бубновый король, дама, десятка, девятка, туз… Алмазов не глядя взял карту.
— Туз, — объявил он. — Точно туз. Червовый. Значит, сердечко, любовь до гробовой доски.
Алла улыбнулась, забрала карту, швырнула пустую коробку на диван. Достала из сумки свой паспорт. А карту тихонько сунула на дно. Это действительно был туз. Туз пик.
— Гадаете, значит? — Алмазов забрал у нее паспорт и положил его себе под подушку. — На меня? Это хорошо. Это окрыляет.
— Олег, я должна тебе серьезно сказать…
— Слушай, что я тебе серьезно скажу. Сейчас иду, меняю нам обоим паспорта. А завтра, максимум послезавтра одеваемся, наряжаемся и маршируем.
— Куда? Ну куда мы маршируем, глупый?
— В загс, на Грибоедова. Там, говорят, только первый брак регистрируют. Значит, это нам вполне подходит. То-се, дворец, мраморная лестница, свечи, марш Мендельсона… У тебя будет шляпа и такая сеточка…
— Вуаль?
— Ага, и я ее подниму и…
— Паспорта месяц придется ждать, а то и больше.
— Чушь, — Алмазов махнул рукой. — Дам денег паспортистке. Еще на дом принесет с пламенным приветом.
— Олег, я старше тебя, я намного старше тебя. Я боюсь, это будет… Это будет ужасно, пошло, смешно. И что о нас скажут люди, соседи? Что мама подумает?
— Елки-палки! — Алмазов ударил кулаком по дивану. — Тебе сорок лет, что же ты все на мать-то свою оглядываешься? — Он внезапно осекся, увидев, как изменилось ее лицо. — Ну вот.., ну, конечно… Во сморозил… Алла, я…
Она отстранилась, поднялась, начала одеваться.
— Уходишь? — спросил Алмазов.
— Ну, мне же надо на работу, — ее голос был спокоен. — И я тебя очень прошу, Олег, не устраивай мне больше по ночам таких пьяных концертов.
— Может, мне и совсем устраниться? — спросил он. Алла быстро, молча одевалась. Уже в дверях она вспомнила, что ее паспорт и любимые старинные карты в черном футляре так и остались у Алмазова, но возвращаться она не стала.
* * *
Планы Кати на утро в оперативном плане были вполне тривиальны: узнать, есть ли новости. Свидерко обещал ознакомить ее с какой-то дополнительной информацией по одному из жильцов, которая, впрочем, как он сам честно признался, после обнаружения денег и признания Герасименко сразу отошла на второй план.
Однако Катя так не считала. Но каковы бы ни были в то утро ее собственные намерения, все срочно пришлось менять…
Она готовила себе завтрак, попутно терзаясь сомнениями — стоит или не стоит по совету Мещерского звонить «драгоценному В.А.». Машинально она поглядывала в окно, чтобы удостовериться, что обычный ритуал утреннего исхода жильцов ничем не нарушен, как вдруг увидела нечто такое, что сразу же заставило ее забыть про вскипающий в допотопной медной турке кофе.
Катя увидела Олю Тихих. А рядом с ней Игоря Зотова. Они стояли у подъезда, разговаривали, затем вместе направились к арке. Оля Тихих шла быстро, Зотов-младший шел неторопливо, вразвалочку. Поймал ее за школьный рюкзак, остановил, притянул к себе, шепча что-то на ухо.
Катя ринулась в комнату за своим театральным биноклем, впопыхах позабыла, куда его сунула, а когда наконец разыскала и вернулась, вооруженная окулярами, смотреть уже было не на что. Оля Тихих и Зотов-младший покинули двор. Кате стало тревожно. Вроде бы и не было ничего такого особенного во встрече двух подростков, но… «Знают ли ее родители, что она общается с этим бритоголовым? — подумала Катя. — И вообще что случилось? Девочку ведь каждый раз в школу отвозит мать?»
Ей вспомнился Зотов. Да, этот парень, даже несмотря на отсутствие шевелюры, вполне мог понравиться сверстнице. Но дочка Тихих была еще ребенком. Зотов не был ни ее сверстником, ни одноклассником и в товарищи для игр не годился. Такой здоровый парень, да еще подозреваемый в убийстве…
Катя отметила время — удивительное дело, девять ровно, а жильцы… Из подъезда, точно меховые колобки, выкатились, оживленно о чем-то судача, Надежда Иосифовна Гринцер и Клавдия Захаровна Зотова. Гринцер шла, тяжело опираясь на палку, Зотова семенила рядом. Поддерживая друг друга, они направились через двор к улице Алабяна. Почти следом появились супруги Васины. И тоже двинулись вслед за пенсионерками. Затем, спустя какое-то время, Катя увидела Аллу Гринцер — та почти бегом пересекала двор в направлении Ленинградского проспекта. Ее сумка-торба болталась на боку, коричневые полы незастегнутой дубленки развевались по ветру. Прошло еще минут пять, и из подъезда чинно, не спеша вышли Станислав и Евгения Тихих. И тоже направились через двор к улице Алабяна.
