Охранник поднял трубку телефона на стойке рецепции: "Анна Николаевна, тут вас спрашивают. Нет, нет, это не ваш брат. Насчет него я все помню, не беспокойтесь. Это из уголовного розыска. К вам проводить? Пожалуйста, через зал и направо.
Замечание охранника о брате Никита отметил особо: судя по нему, Лица Лыкова со своим младшим братом не хотела встречаться. Было ли это нежелание результатом ссоры или же она боялась?
Когда Никита переступил порог небольшой светлой комнаты ("тол, жалюзи на окнах, ноутбук, факс и толстые цветные каталоги антикварных аукционов на французском и английском), Анна Лыкова встретила его стоя. Она старалась казаться спокойной, но удавалось ей это плохо. Никиту поразили перемены в ее облике — эта странная, сквозившая во всех ее жестах, в словах, в чертах лица болезненная нервозность. Казалось, Анна то собирала всю себя в кулак, то отпускала, то вновь собирала накрепко, словно готовилась к какому-то отпору, к борьбе. Господи, с кем?
— Вы? — она явно узнала Колосова. — Вы хотели меня видеть? Что-то случилось? В Лесном, да?
— Убийство, — Никита и не собирался скрытничать.
— Он убит? — Лыкова пошатнулась. — Роман?!
В ее голосе, во всей ее хрупкой, как-то сразу словно пополам сломавшейся фигуре было столько неподдельного отчаяния, что у Никиты дрогнуло сердце. И жаль ее стало — так жаль. А к жалости тут же примешалась злость, досада, обида. Салтыков стал почти неприятен из-за того только, что здесь, в этом шкатулочном, антикварном мирке, его (несмотря ни на что!) так любили, так горевали о нем. «Черт! — подумал Никита. — Чтоб их всех…»
— Я знала, я знала, что именно этим все кончится!
— Да жив ваш Салтыков, вы уж так сильно не убивайтесь, — Никита решил быть грубым, неделикатным. Неделикатность порой горькое, зато действенное лекарство. — Убили не его, а Марину Ткач, сожительницу Малявина.
В широко раскрытых глазах Анны Лыковой застыли слезы, страх и непонимание.
— Салтыков жив, здоровехонек. Вчера только ко мне в отделение за пацаном своим приезжал, за Изумрудовым, — повторил Никита. — А убили Марину Ткач.
— Ма…рину? Как Марину?
— Да вот так. А где ваш брат? Мне бы и ему надо пару вопросов задать.
Она ответила не сразу. Никита видел: в ней словно опять что-то изменилось, собралось в кулак, мобилизовалось и вместе с тем наглухо, намертво закрылось.
— Я не знаю. Наверное, он дома.
— Нет его дома. Кстати, вы тоже дома у себя что-то совсем не появляетесь.
— Я гостила у школьной подруги…
— И ночевали сегодня тоже у подруги?
— Да.
— И вчера?
— Да.
— И позавчера?
— Что позавчера?
— Где вы были?
— В Лесном, вы же видели, сами туда приезжали.
— Вы уехали оттуда.
— Конечно, я уехала.
— Вместе с вашим братом?
Она низко наклонила голову.
— Что вам от меня надо?
— Мне надо знать, где вы были в ночь со среды на четверг и утром до десяти часов.
— Я… я была дома. Мы вернулись из Лесного домой.
— С вашим братом? Вы же только что сказали, что были у школьной подруги.
Она склонила голову еще ниже. Каштановые волосы ее были густы и переливались на свету теплым, шелковистым сиянием.
— А что же вы тогда делали на дороге? — спросил Никита.
— На какой дороге?
— Да на той, что из Лесного в Тутыши ведет. Ночью. Бежали, словно за вами волки гнались.
— Откуда… вы это знаете? — голос ее был тихий, безжизненный.
— Свидетели вас видели. Опознали. Было это в ночь перед убийством. Ваша машина стояла на обочине, Машина вашего брата. У вас с ним что-то произошло?
Он не думал, что этот вопрос — самый что ни на есть протокольный — произведет такой ошеломляющий эффект.
— Я не стану ничего говорить! Не стану, слышите? Уходите!
— То есть как это уходите? Я дело о трех убийствах расследую.
— Убирайтесь прочь отсюда!!
— Уберемся вместе, — Никита подошел к ней. Тут у него сработал мобильный: сотрудник, оставшийся в машине у входа, сообщил, что только что у антикварного салона остановился «Форд» Ивана Лыкова. Лыков за рулем.
— Уберемся вместе, — повторил Никита и взял Анну Лыкову под руку. — Придется в таком случае проехать в управление.
Он ждал, что она будет возражать, сопротивляться, опять кричать, может быть, снова плакать. Но она вырвала свою руку, взяла из ящика стола сумку, из шкафа-купе плащ (Никита сразу заметил на нем следы засохшей глины):
— Идемте. Только я все равно ничего не буду говорить.
Сопровождаемые удивленными взглядами персонала салона, они вышли на улицу. Никита быстро посадил Лыкову в машину — краем глаза он засек и «Форд» углу, и движение в нем…
Поехали на Никитский в главк.
— Эскорт за нами, Никита Михайлович, — сразу же сообщили оперативники. Никита оглянулся: «Форд» Лыкова, забрызганный «до ушей» грязью, шел сзади, как пришитый.
Въехали через ворота во внутренний двор главка. Оперативники повели Анну в кабинет, а Никита ринулся проходной: Иван Лыков был уже там.
— Как это не пропустите? — гремел на весь вестибюль его голос. — У меня сестру сюда забрали. Откуда я знаю кто? Начальника давай вызывай сюда!
— Майор Колосов, уголовный розыск, отдел убийств, — представился Никита, подходя. — Пропустите гражданина, это ко мне.
Ивана Лыкова он видел на оперативных фото в ОРД, да и в Лесном мельком, когда увозил оттуда Изумрудова. Тогда он его особенно не разглядывал, некогда было. Зато сейчас…
Лыков, оказывается, был примерно одного с ним роста. Широкоплечий, мускулистый. Весь на взводе, как тугая пружина. На губе — шрам, в ухе — серьга. Кисти рук широкие. На костяшках пальцев и на ребре ладоней — мозоли. Очень характерные для каратиста. С Анной у них внешне вроде бы не было ни малейшего сходства: он блондин, она темная шатенка, он здоровый кирпич, она хрупкая, худенькая. Он моложе, она старше. И все же чем-то они были ужасно похожи друг на друга…
— Где моя сестра? Зачем ее сюда привезли? — Лыков сразу пошел напролом…— Мы должны допросить ее в качестве свидетеля по делу о трех убийствах в небезызвестном вам Лесном.
— О трех? Уже?!
— Уже, — Никита смотрел на Лыкова в упор… — А вы, конечно, не знали, что в Лесном убита Марина Ткач?
— Не знал, — Лыков выпрямился. — Я не знал. А сестра моя здесь при чем? Аня при чем?
— Мы опрашиваем всех свидетелей. Вы были в Лесном накануне убийства.
