Горящий пес несся по улице. В воздухе витал сильный запах паленой шерсти, горелого мяса и бензина. На собаку плеснули бензином из канистры и бросили спичку. Пламя мгновенно занялось. И воющий от страшной боли живой факел помчался прочь. Видимо, инстинкт погнал его домой. Семья завуча жила на первом этаже двухэтажного деревянного дома. Таких домишек на улице Гражданской Войны было большинство. Последним судорожным усилием сжигаемый заживо пес подпрыгнул и, с хриплым ревом высадив в окне стекло, рухнул на пол родной кухни. Искры разлетелись в разные стороны; кухонный пластик, линолеум, занавески – все занялось огнем.
А потом был большой пожар, хаос, суматоха. По Тихому Городку в сторону улицы Гражданской Войны неслись пожарные машины. Пламя потушили, завуча и ее семью спасли – физически никто особо не пострадал, а вот морально… С того самого дня младший сын завуча стал дико заикаться, слова не мог порой выговорить, бедняга.
В том, кто же был виновником всего этого зверства с собакой, досконально и подлинно так тогда и не разобрались. Кроме живого воющего факела, никто ничего не видел, не слышал. Не нашли и ту канистру из-под бензина, тем более уж ту самую спичку. Но молва – глухая, упорная молва – прочно приписала весь этот кошмар четырнадцатилетнему Герману Либлингу. «Он так отомстил за учительницу, за любовницу свою отомстил», – шептались в городе. Парня опять вызывали тогда в детскую комнату милиции, но он все отрицал, только пожимал плечами да кривил губы – то ли в усмешке, то ли в гримасе, портившей его красивое лицо.
Они все тогда для себя отметили – он был очень красивый подросток, слишком красивый для… Казалось, просто нереально представить этого юного красавца, схожего видом с античной статуей, рядом со всеми этими кошмарными фактами.
Правда, у его отца-инженера была машина – новая «Волга» (по тем временам почти «Мерседес»). А в гараже в канистрах всегда имелся бензин. Но узнать подробнее обо всем этом у его уважаемого родителя тогда так и не смогли – инженер Либлинг находился в командировке на Кубе. Он вообще часто уезжал в командировки в страны Варшавского Договора, а когда прилетал из Москвы спецсамолетом, то целые сутки проводил на полигоне. А полигон и почтовый ящик, его обслуживавший, в те времена для властей Тихого Городка, да и всей области была закрытая, запретная территория.
Но все это было так давно. И даже то убийство в парке – пятнадцать ведь лет почти прошло с тех пор. И этот мужчина возле этой шикарной иномарки, застывшей посреди площади, – неужели он и в самом деле тот самый… тот, который…
Вера Захаровна посмотрела на Шубина.
– Он маньяк. И всегда им был, – повторил он тихо.
Маньяк… Вера Захаровна ощутила противный холодок внутри. Как же получилось тогда, после того убийства девушки, что его отпустили, не упрятали на много лет в тюрьму, в спецбольницу, на урановые рудники, в лагерь, да куда угодно?! Ведь его же задержали тогда почти сразу. Этого задержания хотел, жаждал весь город, еще раз потрясенный до самых своих основ. Кажется, главный свидетель тогда отказался от своих показаний, и что-то не вышло с опознанием… Или что-то еще случилось. И дело рухнуло. Германа отпустили. Тогда. И вот сейчас…
– Вера Захаровна, я могу на вас положиться? – спросил Шубин.
– Всегда, – ответила Вера Захаровна.
– Возьмите машину, я сейчас позвоню в наш гараж, водитель будет в полном вашем распоряжении. Я хочу, чтобы вы с этой самой минуты не выпускали этого человека из виду. Он очень опасен. Для города, для горожан, для всех нас. Мы должны быть готовы ко всему. Но мы здесь, в администрации, не можем допустить, чтобы о нем у нас не было информации. Вы понимаете?
– Вы просите меня следить за ним?
Шубин посмотрел ей в глаза.
– Хорошо, – сказала Вера Захаровна. – Никогда раньше такими делами не занималась, но я попробую.
Он смотрел на нее, потом перевел взгляд на окно. Внезапно ей стало жаль его – все-таки он еще такой молодой мэр. А она – старая черепаха Тортила, верная секретарша…
– Я звоню в гараж, – Шубин потянулся к телефону.
Но телефон зазвонил раньше, чем он до него дотронулся. И опять – резко, тревожно.
– Шубин у телефона. Кто? А тебе что опять от меня надо?!
Его голос снова заставил Веру Захаровну насторожиться. Ей даже показалось… Она глянула в окно – нет, тот мужчина у машины на площади – Герман (ей отчего-то было трудно повторить его имя, в памяти сразу всплывала больничная каталка, забрызганный кровью пол и скрещенные руки, прикрывавшие грудь) – он ни с кем не беседует по мобильному. Он просто стоит, облокотившись на широко распахнутую дверь. И смотрит в сторону салона красоты, где на него, как на чудо-юдо, пялится целая делегация.
Шубин махнул Вере Захаровне рукой. И она вышла из кабинета. По какой-то причине он не хотел говорить при ней.
Она не знала, как поступить – спускаться во двор мэрии, садиться в машину или же…
Внезапно она увидела зеленый огонек на телефонном аппарате – базе. Этот аппарат исполнял роль коммутатора, через него она переводила звонки на личные телефоны Шубина. Закончив тот разговор, Шубин снова кому-то звонил. И тут Вера Захаровна сделала то, чего она никогда прежде, как преданная, вышколенная секретарша, себе не позволяла, подняла трубку.
– Юля, мне срочно нужен твой совет и твоя помощь. Случилась большая беда. Я у себя, зайди ко мне прямо сейчас.
Шубин звонил своей жене. И вызывал ее к себе, точно свою подчиненную. А другую подчиненную – секретаршу – отсылал играть роль шпионки-любительницы.
Глава 12
Ресторан «Чайка», или здравствуй, кондопога!
Как будто воздушный шар наполнился воздухом сверх всякой меры и лопнул – так и незримое напряжение, возникшее на площади, дошло до своего пика и… Нет, нет, Мещерский был уверен – незнакомец на черной «бээмвухе» сам довел его до кульминации, а затем сел в машину и нажал на газ. Перед тем как уехать, он поднял руку в приветственном жесте, только вот кого приветствовал, с кем здоровался – с сестрой ли своей Кассиопеей (Харейтдинова – фамилия, под которой ее знали в городе в качестве хозяйки салона красоты, была, как впоследствии узнал Мещерский, фамилией ее покойного мужа) или же с Фомой?
Фома сразу же ушел с площади в гостиницу. Без каких-либо объяснений и слов. Мещерскому пришлось неуклюже извиняться перед Юлией Шубиной. Но она пропустила все его извинения мимо ушей. Ей на мобильный позвонил, как понял Мещерский, ее муж, и она сразу же куда-то заторопилась. То, что она отправилась к мужу на работу, в мэрию, Мещерский уже пропустил – он отправился в гостиницу вслед за приятелем. Пропустил он и тот момент, когда из салона красоты вышла продавщица Наталья Куприянова, о которой они все позабыли. Не заметил он и еще одну любопытную деталь – бежевую «Волгу» с номерами мэрии, которая вырулила из внутреннего двора и помчалась вслед за машиной Германа Либлинга.
