Катя обрадовалась: Иннокентий! Мастер-стилист по стрижкам и укладкам. Стыдно было признаваться, но в самую первую их встречу в парикмахерском кресле Катя отнеслась к нему с великим недоверием. Совсем мальчишка, на вид вчерашний школьник — что такой может понимать в женщинах, в женской привлекательности, и в прическах в частности? Стоек был еще стереотип: парикмахерша — это обязательно она. А он — это нечто подозрительное в голубых тонах. В ту их первую встречу Катя придиралась к каждой мелочи, капризничала. Паренек Иннокентий вздыхал, кротко парировал каждый ее булавочный укол и порхал над Катей, как мотылек. Но когда она взглянула на себя в зеркало, то в мгновение ока и следа не осталось от ее прежних сомнений, а с губ сорвалось восклицание: «Класс!»
С тех пор она ходила исключительно к Иннокентию. Он был превосходный стилист, колорист, парикмахер — в общем, спец по волосам с большой буквы. Он был единственным мужчиной в салоне и совершенно этим не тяготился. Напротив, было видно, что именно женское царство для него — родная страна.
Каково же было отчаяние Кати и всех остальных постоянных клиенток, когда по салону пронесся слух, что Иннокентия забирают в армию. Это было то же самое, что жарить на сковороде соловья. Представить себе милейшего, обходительнейшего Кешу-Иннокентия в казарме среди ражих дембелей было просто страшно. Все пребывали в отчаянии. Но, к счастью, угроза миновала. Иннокентий снова порхал по салону — стриг и причесывал, колдовал, экспериментировал.
После SPA Катя попала к нему.
— Добрый день, что делаем на этот раз?
— Иннокентий, как обычно, только чуть короче, кажется, кончики секутся. — Уберем. А цвет? — Иннокентий улыбался.
— Цвет, — чувствуя свою глупейшую счастливейшую улыбку, Катя смотрела на себя в зеркало. И так вообще-то неплохо, но ведь это месть, месть. — Я даже не знаю. Но надо поменять.
— Осень — пора теплых тонов. — Иннокентий склонил голову набок, примеривая, оценивая. — Вот взгляните.
Они склонились над альбомом красок. Теплые тона… Катя подумала, во сколько обойдется стрижка, укладка и окраска, мысленно приплюсовала к уже и без того раздутому счету. А платить придется кредиткой Драгоценного — ах, какая тонкая месть. Ах, какое лицо у него будет, когда он увидит, прочувствует!
— Вот этот тон. — Она выбрала цвет.
— Отлично. — Иннокентий укрыл Катю до подбородка алым фирменным чехлом. Его бледненькое личико сияло профессиональным вдохновением. Он не накладывал краску, он творил, будто писал фреску. И такого художника хотели забрить в солдаты, словно средневекового рекрута!
— Чудесно, чудесно, — приговаривал он, прокрашивая кисточкой корни волос, подавая Кате то чашку кофе с лимоном, то последний номер журнала мод, чтобы не было скучно ждать.
В это время зазвонил Катин мобильный. Она дотянулась до сумки. Определитель оповестил: Драгоценный. «Проспались, наконец, гаврики», — подумала Катя. И ответила: «Алло».
Сопение в трубке. Тягостное молчание. Потом отбой. Раз — начала она отсчет. Когда краску смывали, совершенно некстати раздался новый звонок. Она не взяла телефон. Он зазвонил снова — настырно, страстно. И снова — молчание, многозначительный вздох. Отбой. «Два, — продолжала считать Катя. — Нет, это уже будет три». Семейный мир восстанавливался туго. Отчего-то она решила, что доведет счет до пяти. Тут пришла эсэмэска — не очень понятная: «У меня сердце болит или душа?» Катя понятия не имела, что там болит у Драгоценного и его дружка. Иннокентий кружил над ее мокрой головой, жужжал, взмахивал расческой, щелкал ножницами.
Телефон зазвонил снова. Опять Драгоценный. «Это будет четыре, про душу не в счет», — решила Катя. Но отвечать опять-таки не стала — выяснять отношения, когда у вашего уха щелкают ножницами, неприлично и небезопасно. Телефон буквально взорвался новым звонком. Высветился какой-то другой номер. Катя решила, что это все равно муженек, но уже конспиративно с телефона Мещерского (она как-то даже не сообразила, что номер-то не тот).
— Ну? Что надо? — Катя старалась, чтобы ее не заглушал фен.
Треск, тишина.
— Долго будем молчать? Вообще, как не стыдно быть таким подлым, бессовестным негодяем?
— Это я — бессовестный негодяй?
Катя вздрогнула: а это не муж. Это совсем другой человек звонит.
— Ой, Никита.., ты?
— Я. Почему это я негодяй?
Начальника отдела убийств Никиту Колосова (а это был именно он) Катя видела примерно дней семнадцать назад, когда радостно сообщила ему (дело было в коридоре главка), что уходит в отпуск (наконец-то!) и улетает с мужем в Сочи.
— В Сочи в ноябре? — мрачно хмыкнул Колосов. — Это он тебе идею подал?
За все годы знакомства Колосов (кстати, старый приятель Мещерского) ни единого раза не назвал Катиного мужа (с которым наотрез отказывался знакомиться) по имени — только словцом «он».
Сочи в ноябре были идеей Кати. Но Колосову она в этом не призналась. Расстались они сухо. Правда, все это: их разговор, прощальное «ну пока, Никита» — Катя скоро выбросила из головы. Звонков в отпуске она не ждала, тем более от начальника убойного отдела. И вдруг…
— Никита, прости, я ошиблась. Тут кто-то все время тоже ошибается. — Катя придумывала на ходу. — Я сейчас дико занята. Ты как? Нормально? Я тебе потом позвоню, ладно? Как-нибудь потом.
— Катя, я тебя должен срочно видеть.
«Ба, — подумала Катя. — Этого еще не хватало. И день сегодня будний, и утро на дворе, и он вроде трезвый… Впрочем, у них там по голосу не поймешь».
— Никита, я не могу, я занята. Если хочешь, мы увидимся потом.., как-нибудь.., в кафе или…
— Да какое, к черту, кафе! — рявкнул Колосов. — Дело срочное, не терпящее отлагательств. Ты должна приехать сейчас. И вот еще что: разыщи срочно эту свою подругу Нину.., как ее.., ну, подружка у тебя — доктор, врач. Черненькая такая, вы с ней в Май-Горе на даче вместе были. Она нам тоже срочно нужна.
— Кому это вам?
— Мне, — отрезал Колосов. — Все, приезжай, жду в управлении.
Катя ошарашенно смотрела на телефон.
— Что у нас случилось? — спросил Иннокентий, делая последний штрих укладки.
— Ему зачем-то потребовалась Нинка, — пробормотала Катя.
— Кому? — Иннокентий олицетворял легкомыслие и шарм.
У Кати едва не сорвалось с языка: человеку, еще восемнадцать дней назад казавшемуся тайно в меня влюбленным. Она глянула на себя в зеркало: оттуда ответила взглядом незнакомка — плод вдохновения парикмахера-стилиста, мага и чародея. «Ах, вот вы какие все, — вспыхнула Катя. — И этот туда же. Ну, я вам всем покажу».
Глава 4. «ШКОДА» В КЮВЕТЕ
Для начальника отдела убийств московского областного ГУВД майора милиции Никиты Колосова вся эта история началась намного раньше. Звонок Кате был следствием целой цепи событий, начало которым положила та ночь на Кукушкинском шоссе. 10 ноября — День милиции, единственный праздник, который Никита Колосов отмечал наряду с Новым годом и Днем Победы, — начался как самые обычные рабочие будни, но продолжился несколько лучше: после обеда Колосов махнул в тир, потренировался в стрельбе, позанимался в спортзале на силовых тренажерах, поплавал в бассейне.
