В 1889 г. в Японии была обнародована новая конституция (модифицированный вариант конституции Пруссии), законодательно передавшая управление значительной частью бизнеса, фактически управляемого государством, в руки чиновников
{176}. В дальнейшем эти чиновники взрастили первое поколение предпринимателей путем не только продажи опытных заводов, но и выдачи лицензий на управление компаниями, которые, будучи олигополиями, сталкивались лишь с ограниченной конкуренцией и получали гарантированные минимальные прибыли в горном деле, судостроении и инфраструктурных проектах. Например, строителям железных дорог гарантировалсь прибыль в размере не менее 7 %. Компания Mitsubishi, основанная в 1870 г. Ивасаки Ятаро, торговцем с хорошо налаженными политическими связями, получала от правительства суда и огромные субсидии до тех пор, пока не окрепла настолько, что преодолела засилье зарубежных компаний в судоходстве. В период между 1880-м и 1913 гг. японский экспорт, представленный вначале в основном лишь шелком-сырцом и простой мануфактурой мелких фирм, увеличился в восемь раз.
…и наращивай масштаб
В Германии появлялось мало серьезных промышленных инноваций вплоть до финальных стадий восхождения страны на уровень современности в конце XIX – начале XX вв. В Японии данная тенденция проявилась еще сильнее. Прусским, а затем немецким ключом к прогрессу стало увеличение масштаба инвестиций, часто путем слияния фирм, всего лишь при постепенных модификациях прежних технологий.
Промышленное оборудование, которое использовала Германия во время своего подъема, было разработано в основном в Англии и Франции: процесс Гилкриста – Томаса для производства чугуна в чушках без содержания фосфора, оборудование для коммерческого производства анилиновых красителей, комплекс технологий для производства и передачи электроэнергии. Благодаря беспрецедентным объемам выпускаемой продукции, затраты на ее единицу в Германии были ниже, чем у признанных индустриальных держав вроде Великобритании, чьи ранние инвестиции в небольшие предприятия стали для нее обузой. Эффект масштаба немецкой экономики был таков, что ее металлургические и сталелитейные заводы стали окупать затраты на импорт 50 % поставляемой для них железной руды, и это в то время, когда удельные фрахтовые ставки были гораздо выше, чем сейчас. (Эти предприятия по-прежнему остаются самыми эффективными производителями в Европе.) Германия вела игру c адресным индустриальным развитием, в которой довела суммарные ежегодные инвестиции в свою экономику до невиданной прежде величины – четверти валового национального дохода (ВНД)
{177}.
Только в 1880-х гг., после двух десятилетий ставки на шелк-сырец как на источник получения иностранной валюты, Япония стала наконец готова к состязанию с Германией в широкомасштабном строительстве заводов. Начала она, как и любая другая значительная развивающаяся экономика, с производства текстиля – бизнеса с ограниченными потребностями в капитале и с повсеместными рынками сбыта. В 1882 г. Сибусава Эйити, легендарный предприниматель эпохи Мэйдзи, свел технического специалиста, посланного им в Манчестер для изучения хлопкопрядильного производства, с группой финансистов и открыл паровую мельницу с 10 500 веретенами. Инвестиции в это предприятие более чем в шесть раз превышали любое другое вложение в японскую хлопчатобумажную промышленность до настоящего времени. Спустя год после начала производства предприятие выплатило акционерам уже 18 % дивидендов на акцию. Эффект масштаба начал действовать в японской экономике, и страна стала сокращать свою зависимость от ввоза хлопковой нити и тканей, на долю которых в конце 1870-х гг. приходилась треть всего импорта.
Вслед за этим Сибусава убедил правительство поднять пошлины на импорт хлопка-сырца и подвигнул Японию принять подход в стиле Германии к масштабной переработке импортного сырья. Он понимал, что крупные производители, скорее всего, будут искать протекцию на родине и в то же время свободный доступ к дешевому высококачественному сырью на мировом рынке. Правительство пожертвовало интересами защищаемых им ранее фермеров-хлопководов в пользу промышленности, и к 1914 г. текстильная продукция составила 60 % совокупного японского экспорта.
Хронический торговый дефицит страны закончился. Затем Первая мировая война подорвала промышленное производство в Европе, что позволило японским фирмам двинуться на колониальные азиатские рынки со всеми видами товаров повседневного спроса: текстилем, велосипедами, консервами и многим другим. Разразился невиданный экспортный бум. (Действуя в европейском стиле, Япония завладела в 1895 г. Тайванем, а в 1910-м Кореей, превратив их в свои колониальные рынки, защищенные от конкуренции.)
Потребовалось укрепление экспортной дисциплины
Несмотря на успехи, в модели развития Японии скрывалась проблема, с которой столкнулась и Германия. Дело в том, что крупнейшие компании страны стремились избегать экспортной деятельности, оставляя ее более мелким фирмам. Так называемые дзайбацу, семейные кланы, которые стали доминировать в японской экономике в период между двумя мировыми войнами, сосредоточились на добыче полезных ископаемых, морских перевозках, инфраструктурных концессиях, а также на масштабном промышленном бизнесе, ориентированном на внутренний рынок. Это позволяло им устанавливать высокие цены для остальной экономики и избавляло от необходимости завоевывать экспортный рынок. Дзайбацу постепенно разрастались до огромных размеров: в 1928 г. на долю «большой четверки» (Mitsui, Mitsubishi, Sumitomo и Yasuda) в японской экономике приходилось около 15 % оплаченного акционерного капитала
{178}, но они часто получали прибыли и за счет подавления мелких производителей. Это означало, что в хорошие времена мелкие производители еще выживали, но им не хватало притока денежных средств, чтобы перейти к более сложной деятельности, а с наступлением плохих времен они разорялись.
