Лекс и Егор уехали. Белогуров дал Чучельнику последние подробные инструкции — Создание оставалось одно в темном пустом доме ожидать их возвращения, — вышел на залитую огнями Ордынку, поймал частника и поехал на свою квартиру на Ново-Басманную.
Они там условились встретиться с Гришкой Якиным. Фреска была закончена. Краска и штукатурка подсохли. И свободному художнику Якину ничего не оставалось, как получить расчет и собирать манатки. Накануне они разговаривали с Белогуровым по телефону.
— Ну, какие у тебя дальнейшие планы, — как бы между прочим поинтересовался Белогуров, — в Питер возвращаешься все-таки?
— Да нет. Погожу пока. Лето ж! Я говорил: на Валдай хочу махнуть, в деревню к тетке. Она двоюродная, правда, но зовет в письме. По хозяйству помогу, глотну кислорода. В город к осени подамся. — Якин хмыкнул. — Гроши вот с вас, Иван Григорич, получу — уж и мотор новый присмотрел на Южном. «Харлей-Дэвид» подержанный отдают за три куска. Ничего, в общем, железо, сойдет. А гайку подтянуть — это я и сам могу.
— Так на мотоцикле прямо и махнешь? — спросил Белогуров.
— А что? Едешь, газуешь — сам себе хозяин. И за билет платить не надо. Бензин, конечно, собака, кусается. Монополисты, буржуи чертовы, все себе захапали! Но я как-никак на ваши гроши полагаюсь.
— Рассчитаемся, как договорились, — заверил Белогуров и спросил вроде бы ни с того ни с сего:
— Слушай, я давно спросить хотел: ты волосы часом не подкрашиваешь?
— Я что — гомик? Ты че, Григорич?
— Да это я… У самого седые стали появляться. Девчонка моя сердится. Хотел узнать — может…
— У парикмахера своего узнавай. У вас, буржуев, персональные небось, — буркнул Якин.
Они договорились о встрече, и Белогуров дал отбой. Встретился взглядом с Егором, слушавшим беседу с параллельной трубки.
— Он едет с деньгами — нам это как раз и нужно. С крупной суммой — ты ж ему четыре тысячи за его мазню должен, — Егор был снова сама решимость, — с «зелеными» в кармане, на моторе — уехал Якин и.., сгинул. Куда, где… Если даже нас кто и начнет о нем спрашивать — да, скажем, уплатили деньги — он и смылся. Куда? Да на Валдай, в деревню. И все. А доехал он туда или его где-то в пути грохнули… Да и не хватится его никто! Он же бродяга, да и алкаш конченый. Контрактов у него в Москве сейчас нет. Были б — не уезжал бы. Так что… Он то, что нам нужно. Иван. И при этом — минимум риска. Не надо будет снова ездить, искать, сюда тащить. Гришка сам сюда явится. Он хоть и с цитатником Че Гевары не расстается, а до денег жаден, как черт. А до водки еще жаднее. Если ты ему пузырь «Джонни Уокера» поставишь — на карачках приползет. И потом он — натуральный блондин. Самое оно для нас.
— А если Чучельник снова ошибется? — спросил Белогуров.
— Я ему сказал: почки отобью. Не ошибется. Руку натренировал уже. Успел. — Егор попытался усмехнуться, но получилась гримаса. — Ну, слово за тобой. Согласен?
Белогуров промолчал. Егор истолковал его глухое молчание так, как ему хотелось.
Около половины восьмого вечера Белогуров приехал на Ново-Басманную. Якин уже поджидал его: навеселе, красный как рак, оживленный, разговорчивый. Зажег свет по всей огромной квартире. Белогуров мельком глянул на фреску, которую видел уже не раз. Сухов и Верещагин с гранеными стаканами в руках, Мэрилин — сплошная фарфоровая улыбка, ее благородие госпожа Удача и этот микеланджеловский «Ошарашенный» из «Страшного суда».
Белогуров смотрел на фреску со всевозрастающим раздражением: что тут намешано-намалевано! Сплошной дешевый кич. «Ошарашенный», что произвел на него в прошлый раз такое сильное впечатление, когда нервы были на пределе, теперь казался чуть ли не уродливым, пошлым, вульгарным. Мазила Якин просто дурно скопировал великого итальянца. И вообще, Якин — обычный алкаш, хам, бродяга и конъюнктурщик. И его никто не будет искать всерьез.
— Принимай работу, хозяин, — Якин дохнул на Белогурова вчерашним перегаром. — Как в казино на Горбушке теперь тут. У них там тоже все стенки расписаны — сплошной садомазохизм в натуре. Когда будете в этой своей хатке тусовки-приемы собирать — не позволяйте гостям сигаретами тыкать. А то некоторые любят, опять же в казино. Потом платят, но… И кресло близко не подвигайте. А то штукатурка начнет осыпаться.
— Ты вроде и не рад, что так украсил мне квартирку. — Белогуров сел на рулон коврового покрытия.
— А что радоваться-то? С жиру вы беситесь, господа. Такая хата, мать честная. Такие бабки!
— Ты ж говорил, что от такой не смог бы отказаться.
— А, да что там! — Якин тяжело плюхнулся рядом. — Раскулачивать вас давно пора, акул, вот что. К осени поглядим. Учтите, Иван Григорич, большие дела грядут, большие перемены. С вас первого тогда и начну, когда у вас тут, в вашей Москве задрипанной, все по швам треснет.
Белогуров смотрел на него: «К осени поглядим…» Он еще планы, ублюдок, строит… Он испытал странное ощущение: разговор с жертвой начинал забавлять его. Так кот играет с мышью в последнюю игру.
— А что же на сей счет сказал великий барбудос генерал Че?
— Он не носил бороды. Точнее, носил, когда был в партизанах. Не путайте с Фиделем. Тот уже успел — продался. Папе Римскому, что ли… А Че был как алмаз — блистательный" твердый, несгибаемый, — Якин рубанул рукой воздух. — Если б не та цэрэушная гнида Родригес, он бы всем показал, что такое Пятый, и последний, интернационал!
— Я читая мемуары Родригеса. Шпион он был. Обычный шпион, Гриша, продажная шкура. Но там у него в конце место есть обалденное: когда они везли труп Че Гевары на вертолете, Родригес все не мог поверить, что операция кончена и перед ним — труп. Он взял на память его трубку. Че Гевара вроде сам подарил ее ему на память.
— Суки они, суки американские, — Якин мотнул головой. Хвост золотисто-русы: волос, стянутых на затылке резинкой, хлестнул по плечам. — Че хотел, чтобы не было голодных, — только и всего. А они убили его, суки.
— Они всегда были и будут, голодные. И недовольные тоже. :
— Да с такими, как вы, зажравшимися буржуями, конечно. Еще и не того дождемся. — Якин хмыкнул, а потом спросил деловито:
— Вы деньги привезли?
— Не-а. Я к тебе с Крымского еду. Там сегодня аукцион. Гниды, как ты метко выразился, по кредиткам расчеты не принимают в связи с кризисом. Деньги меня дома. Сейчас Егор позвонит — и поедем. Посидим как люди, поспорим-подискутируем. Егор ящик виски еще по старой цене в одной круглосуточной лавчонке отхватил, так что.., живем сегодня.
Якин заметно смягчился. Но все же не удержался, чтобы не поддеть:
— Что, и выпить не с кем стало? Дожили, Иван Григорич. Тошнит вас от этих морд? — Мне с тобой выпить охота. Компания теплая, — Белогуров улыбнулся. — Ты человек занятный — острый как бритва, А режешь не больно.
— Это я к вам хорошо отношусь! Жаль мне вас, губите вы себя, Иван Григория. Такую жизнь ведете — разве она для такого человека, как вы? У вас же совесть есть. Бросьте, не по вас это все.
