— «Фолькс» там подержанный, «Фольксваген» стоит во-он там. — Сержант махнул куда-то в сторону, совершенно противоположную и холму, и шоссе. — Там, у водокачки нашей бывшей.
— Вы тело уже осмотрели, документы нашли? С чего вы решили, что это его машина?
— Ничего я один тут не осматривал. Права не имею, поставлен только охранять. И документов не видел.А что это его машина, что ж… Таких «фольксов» у нас, в нашей деревне, точно нет. И потом, брошен он — на сигнализацию не поставлен, не заперт, багажник и тот открыт настежь — его дождем весь залило. А канистры-то в багажнике как раз и нет.
— Какой канистры? Я что-то вас не понимаю.
— А вон канистра-то пятилитровая, во-он бок ее в траве белеет. Бензин там по земле растекся, так что вы там смотрите осторожнее.
— Почему бензин? Какой еще бензин?
— Какой бензин? Обыкновенный бензин. Сжечь он что-то тут собирался — вот какой бензин, — сержант мрачно сплюнул, — сжечь, к свиньям. Только сжечь-то и не успел, зарезали его.
Затрещали кусты, и точно по волшебству, как из рога изобилия, на место происшествия посыпался десант: Колосов, эксперт-криминалист, сыщики местного отделения милиции, последним прибыл участковый с понятыми — ветхими деревенскими бабками из поселка Мебельный, умиравшими от любопытства и страха.
Но Катино внимание целиком приковывало к себе это… То, что пять минут назад заставило ее так позорно и так непрофессионально вскрикнуть и попятиться.
В кустах сирени на вытоптанной, судя по всему в жестокой драке, площадке среди сломанных веток и листвы, обильно забрызганных кровью, лежал молодой мужчина. Худое загорелое лицо его было искажено гримасой боли, все тело как-то скрючено, сведено судорогой, руки прижаты к животу, из которого торчала… Нет, Катя не могла на это смотреть, отводила глаза. Это было что-то дикое и нереальное — словно какой-то посторонний нарост на истерзанном теле. Это была рукоятка охотничьего ножа, вонзенного в человеческую плоть на всю длину лезвия. Ощущение было такое, словно этот нож пригвоздил, пришпилил несчастного к земле, к этим поломанным кустам, к корням. Труп, залитый кровью, измазанный глиной, был щедро усыпан опавшими цветками сирени — точно фиолетовым снегом.
Катя почувствовала, что, если она сейчас же, сию минуту не отвлечется от этого пустого обывательского созерцания, ее непременно вырвет. Через силу, но надо включиться в работу — снимать этой вот цифровой камерой, зажатой во взмокшей ладони, надо тормошить, расспрашивать эксперта, надоедать своими «что» и «почему» Колосову, оперативникам — одним словом, делать что-то, а не просто видеть это — нож, торчащий из человеческого тела, само это бедное тело, скрюченное жгутом боли вокруг этого жуткого ножа.
Осмотр места длился более трех часов. Прибыл кинолог с собакой, Колосов вместе с ним и опергруппой снова прошел весь путь от шоссе к месту убийства, а также к дороге, где был обнаружен брошенный на произвол судьбы «Фольксваген». В машине нашлись документы — техпаспорт и водительское удостоверение на имя Алексея Неверовского.
— Личность установлена, и на том пока спасибо, — хмуро сказал Колосов после осмотра. — Москвич, проживает на Ленинском проспекте, машина вон почти новая — а он бросил ее прямо на дороге, багажник даже не закрыл — так торопился смерть свою, что ли, тут встретить?
— Сколько ран ему нанесли? — спросила Катя (когда Колосов вместе с судмедэкспертом с усилиями извлекали нож из тела, она была возле «Фольксвагена» — снимала работу кинолога).
— Три проникающих ранения в брюшную полость. Все несовместимые с жизнью. Удары нанесены с большой силой. Кто-то взял, да и сделал ему харакири. И этот кто-то ждал его здесь.
— Где? — Катя вздрогнула, оглянулась. — На кладбище?
— Ты вон там нашла лом?
— Да, в тех кустах.
— Следов там нет, лом просто зашвырнули в сторону. Думаю, лом этот Неверовский взял в качестве оружия из машины вместе с канистрой — по дактопоиску еще проверим, чьи там отпечатки конкретно, но думаю, это штука его. — Колосов вытер со лба пот и отогнал назойливую мошкару, которой кишели заросли. — Взял он эту штуку для самообороны.
— От кого? — спросила Катя.
— От того или тех, кто прибыл сюда раньше его.
— Почему ты думаешь, что эти кто-то приехали сюда раньше?
— Потому что Неверовского ждали вон там. — Колосов кивнул в сторону буйного куста махровой персидской сирени. — Там следы — дождь картину подпортил, но один довольно четкий — явно кроссовки сорок третьего размера. Мы с кинологом отработали его. И знаешь, откуда он ведет?
— Куда? — поправила Катя.
— Самое любопытное, что откуда и куда в этом случае совпадают. Видишь вон то дерево? — Колосов указал в сторону старой березы. Вокруг нее рос густой и частый подлесок, среди которого торчали из земли ржавые ограды, покосившиеся кресты. — Ты там еще не была?
— Я видела, вы там с кинологом что-то осматривали. Я была здесь, а потом возле машины. А что там такое?
— Думаю, тебе лучше самой взглянуть, может, какую версию мне подкинешь.
Колосова окликнули — прибыл следователь прокуратуры и руководство местного ОВД.
Катя осторожно обошла вытоптанный участок, на котором лежало тело. Возле него все еще работал судмедэксперт. Вот он махнул рукой, снова подзывая Колосова и следователя прокуратуры. Катя, пересиливая себя, тоже приблизилась.
— Посмотрите, у него на предплечье татуировка, — тихо сказал судмедэксперт Колосову. — Она вам ничего не напоминает?
Катя увидела на предплечье Неверовского, освобожденном от рубашки, татуировку: словно оттиск синюшной переводной картинки — бледная путаница линий. Вроде похоже на человекоптицу фантастического вида — до середины туловища что-то вроде ястреба, а выше — нечто смахивающее на сиамских близнецов, какой-то сросшийся мутант с двумя головами — мужской и женской. Колосов был великий спец по татуировкам, этим своеобразным знакам иерархии уголовного мира. Но Кате показалось, что эту татуировку он рассматривал с каким-то особенным напряженным вниманием.
— Давность приличная, и, кажется, пытались свести, избавиться, нет? — спросил он.
— Кажется, пытались, а вот та, что мы видели раньше, была точно такой же, но давности небольшой. Вполне свежий модный татуаж. — Судмедэксперт крякнул и покачал головой.
Катя отметила этот обмен мнениями как нечто не совсем для себя понятное и решила уточнить попозже.
Оставив Колосова возле тела, она направилась к березе. Катю поразило, насколько в этом странном месте обманчиво расстояние. Кажется, до березы рукой подать. Но путь по прямой преграждало скопище железных оград, обычное для старых кладбищ. Каждый клочок, каждое дерево было огорожено, но ограды покосились и местами даже упали, могильные плиты заросли травой и мхом, с крестов буйно свисали плети вьюнка — все здесь было в забросе и запустении. Катя тщетно пыталась прочесть хоть какие-то надписи на надгробьях — везде все стерлось или было смыто непогодой. Складывалось впечатление, что за кладбищем давно уже никто не ухаживает и что здесь, в этом глухом уголке заповедника, все давно спит беспробудным сном. Наконец она добралась до березы — еще издали увидела сотрудников милиции и эксперта-криминалиста с видеокамерой в руках. Узловатый ствол березы покрывали черные нашлепки — видимо, дерево, обладавшее такой мощной кроной, было безнадежно больно. А под березой виднелись могилы. Катя увидела невысокий обелиск из черного мрамора, похожий на осколок античной колонны. Вокруг все заросло травой и лопухами, но трава и лопухи эти были примяты. Примерно в пяти шагах от обелиска в траве еле угадывались очертания вросшей в землю могильной плиты из серого, испещренного темными потеками гранита. Плита не была сдвинута с места, но рядом с ней, слева на расстоянии примерно полутора метров, была выкопана довольно глубокая прямоугольная яма. На дне ее стояла вода, однако совсем немного. Трава вокруг была засыпана песком и землей: судя по всему, яму копали в спешке.
