Он вспомнил, что ему говорила Катя о Зотовой. «Е йвсего девятнадцать. А ты послушай внимательно, как она изъясняется, какие слова употребляет, такая речь совершенно нехарактерна для ее сверстников». Увы, он даже этого не может сейчас проверить — Зотова вообще отказывается разговаривать. На вопросы не отвечает. Катя вот что-то о сектах говорила. Вроде бы манера поведения Зотовой на эту версию наталкивает. «Только это что-то не совсем обычное, Никита. Ей всего девятнадцать лет. Ею явно манипулируют. По сути — она марионетка. Но веревочки, на которых ее водят, заставляя подчиняться и делать то, что велят, — странные какие-то веревочки. Хотя она и твердила нам с Анфисой про Судный день, мне с трудом верится, что ее фантазии замешаны на каких-то христианских идеях. Нет, тут что-то другое. Страстная вера в нечто, что якобы исполнит ее желание. А это желание тоже необычно. О чем сейчас мечтают ее сверстницы? Стать супермоделью, выйти замуж за олигарха, попасть в телешоу, получить много денег, купить модных тряпок. А она мечтает отомстить Родригесу, живому или мертвому, — ей это все равно, агенту разведки, расстрелявшему Че Гевару, который для нее и герой, и святой в одном лице. Каково? Кто-то умело играет на ее чувствах, на ее мечтах, внушает веру в возможность их чудесного исполнения. Она знает, кто это. Она предана ему до фанатизма. Но все равно — она должна, обязана сказать нам, кто этот человек».
Зотова должна сказать. А она молчит! Молчит как партизан. Наверное, девка вообразила себя мученицей и решила в свои девятнадцать умереть, но не раскрыть рта на допросах. Такая реальная, верная нить — а вот поди ж ты, потяни за нее. Камерная разработка с использованием агентуры пока тоже ничего не дает. Девчонка молчит и в камере, а сокамерниц своих в упор не видит. Ни в какие разговоры не вступает. Не молится. Целыми днями либо сидит, как немой истукан, либо лежит, отвернувшись к стене. А срок предварительного задержания тем временем неумолимо истекает. Скоро придется решать, что делать дальше.
И остальные дела не лучше. Вот планировал он заново допросить сестру Алексея Неверовского Женю. А та куда-то исчезла. Дома ее нет. Мобильный не отвечает. Соседи ничего не знают. Неужели и с ней прокол? После убийства Поповых и ареста Зотовой кто-то мог посчитать сестру Неверовского нежелательным свидетелем и решил убрать? Эта Женя явно что-то знала о своем брате. Не могла не знать. Те шрамы у нее на запястьях… Она пыталась покончить с собой — по какой причине? И почему она тогда так странно вела себя при первой их встрече? Она чего-то боялась. Чего? Точнее, кого? Где ее искать? Надо проверять весь круг общения — знакомых, подруг, возможно, бывших ухажеров, приятелей. Надо сначала искать живую среди живых, а уж если поиск упрется в стену, тогда…
Что тогда? С чего ты взял, что следующей жертвой станет сестра Неверовского? Надо работать, а не строить пустые догадки. Это не шахматная партия, да ты толком и в шахматы-то играть не умеешь — только в русскую рулетку после пятого стакана…
Колосов приехал в отдел, ознакомился с суточными рапортами. Его вызвали на доклад к начальству. Затем пришлось ехать в прокуратуру области и там тоже докладывать ситуацию по делу, которое было взято на личный контроль прокурором. Только после обеда он сумел вырваться туда, куда решил отправиться еще вчера после «банного эксперимента», — к матери Андрея Грачевского.
Родители Грачевского в момент гибели сына находились на отдыхе в Карловых Варах. Так же как мать и отчим Иванникова, они вылетели первым же рейсом, как только им сообщили. После похорон прошло два дня. Мать Грачевского Светлана Игоревна согласилась встретиться с сотрудниками уголовного розыска. Коло-сов предпочел бы поговорить с ее мужем, но тот наотрез отказывался от всех контактов. Он занимал ответственный пост в МИДе и, несмотря на обрушившееся на него горе, проводил в министерстве почти все свое время.
Светлана Игоревна жила на мидовской даче в Новогорске под Химками — ехать туда было не так уж и далеко.
Дача была скромной, участок — сплошь заросшим. Светлана Игоревна Грачевская встретила его в глубоком трауре. Это была полная представительная дама с заплаканным лицом.
— Прежде чем будете обо всем расспрашивать меня, скажите, что сделали вы сами для того, чтобы найти тех, кто виноват в гибели моего сына. — Это было первое, что услышал от нее Колосов еще у калитки.
— Мы нашли убийц. Теперь мы точно знаем, что это было именно убийство. И за то, что они убили вашего сына и еще троих человек, они расплатились полной мерой. Их самих отправили на тот свет.
— Кто отправил? — спросила Грачевская.
— Мы стараемся это узнать.
— Я могу вам в этом помочь, вы считаете?
— Думаю, можете.
— Я слушаю вас, молодой человек.
— Почему ваш сын ушел из дома? — спросил Колосов. — Я извиняюсь, но без таких вопросов нам никак не обойтись.
— Я понимаю. Он ушел, потому что его отец — мой муж — его выгнал.
— За что?
— Сейчас, когда Андрюши нет, все это кажется таким пустым и неважным… Но тогда мы с мужем считали, что… что эта мера наказания полезна, точнее… Господи, прости меня, что я говорю? — Светлана Игоревна прижала руки к груди. — Святой боже, прости нас за то, что мы сделали… Надо было просто терпеть, а не ломать его… Надо было жалеть, а не наказывать… Я сейчас попытаюсь вам объяснить. Мой муж — дипломат. У него строгое понятие о чистоте репутации, в том числе и семейной. Ему казалось, что Андрей своим поведением, своими наклонностями пятнает нашу фамилию. А мальчик просто был не похож на других.
— Он был нетрадиционной ориентации? — прямо спросил Колосов.
— Да. Мужу и мне это было очень трудно понять. Мы терзали его и себя, а нам надо было просто любить его таким, каков он есть. Если бы он не ушел, если бы жил дома с нами…
— Когда вы виделись с сыном в последний раз?
— Три месяца назад. Он снимал квартиру вместе с Сашей — сыном Верочки Иванниковой от первого брака. Я все сведения получала от нее — Андрюша после той страшной ссоры с отцом домой даже не звонил. Вера бывала у них на квартире. Я не говорила ей, что Андрей… В общем, она бы неправильно поняла.
— Ваш сын увлекался оккультизмом?
— Да. И это тоже раздражало и тревожило моего мужа. Я говорила ему — Андрюша молод и, как все молодые, подвержен крайностям. Увлечение оккультизмом, сатанизмом — это своеобразный бунт против… К сожалению, должна признать — это был его бунт против всего того, что мы пытались ему привить, на чем его воспитывали. Это был его бунт против нас, его родителей, против нашего неприятия его склонностей. Я поняла это только сейчас, потеряв его, моего мальчика. — Светлана Игоревна отвернулась. — Мы терзали его, а он… он делал нам все назло. По десять раз смотрел этот жуткий фильм про дитя дьявола, пропадал на каких-то сборищах…
— Вы знали, что он работает в аэроклубе?
— Знала — стороной. Он не брал у нас ни копейки, ему надо было на что-то жить.
— Фамилия Поповы вам знакома?