– Не обращай внимания… Она просто пофигурять хочет.
– Ибо Господь кого любит, того наказывает.
– От Иоанна?
– К евреям, двенадцатая
[122].
Несколько самолетов взлетело, один сел. Ну ладно, пора и домой. Ночью миссис Сноуден видит как-то не очень хорошо: фонари и тому подобное, так что на обратном пути она сбавила скорость, старалась не приближаться к машинам, припаркованным у бровки. Вся воскресная пробка сигналила нам, как один человек. Я встала ногами на сиденье, руками уперлась в заднее стекло, чтобы не касаться бархата, разглядывала целое ожерелье фар, которое тянулось за нами от самого аэропорта.
– Легавые! – заорала я. Красная мигалка, сирена. Миссис Сноуден надавила на клаксон, медленно подрулила к бровке, пропуская полицейского, но он притормозил рядом. Она опустила стекло до половины – послушать, что он ей скажет.
– Мадам, светофоры настроены в соответствии со скоростью сорок миль в час. Кроме того, вы едете по середине дороги.
– Сорок – это чересчур быстро.
– Увеличьте скорость, иначе я буду вынужден вас оштрафовать.
– Пусть они просто меня обгоняют.
– Милочка, они не осмелятся!
– И что с того?!
“Ж-ж-ж” – сработал электромоторчик: она подняла стекло прямо перед его носом. Он побагровел, начал стучать по стеклу кулаком. Сзади блеяли клаксоны, а те, кто ехал сразу за нами, хохотали. Разъяренный полицейский, потоптавшись вокруг нашей машины, сел в свой фургон, нажал на газ и умчался, завывая сиреной, прямо на “красный”, врезался в бурый зад какого-то “олдсмобиля”, а потом еще и в передний бампер пикапа. Зазвенели стекла. Миссис Сноуден опустила стекло. Осторожно объехала покалеченный пикап.
– “Поэтому, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть”
[123].
– Коринфянам! – сказала Мейми.
Сексапильность
Моя двоюродная сестра Белла Линн была чуть ли не самой хорошенькой девушкой в Западном Техасе. В школьном оркестре она была мажореткой-барабанщицей, в 1946-м и 1947-м – “Мисс Сан-Боул”
[124]. А потом уехала в Голливуд, чтобы стать старлеткой. Но с этим у нее ничего не получилось. Поездка вообще началась неудачно, а всему виной – ее лифчик. Не подумайте, она вовсе не подкладывала в него вату, но он надувался, как шарик. Как два шарика.
Дядя Тайлер, тетя Малютка и я поехали провожать Беллу Линн. Она улетала на двухмоторном “ДС-6”. Никто из нас еще никогда в жизни не поднимался на борт самолета. Она говорила: “У меня нервы растрепаны”, но если б не говорила, об этом нипочем не догадаешься. Она была само очарование, в розовой ангорской кофте. И бюст – очень пышный.
Мы втроем смотрели на ее самолет, улетающий в сторону Калифорнии и Голливуда, махали ему, пока он не скрылся из виду вдалеке. Наверно, тогда-то самолет и набрал ту самую высоту, на которой лифчик Беллы Линн из-за давления воздуха в кабине вдруг сдулся. Я хочу сказать, взорвался. К счастью, до Эль-Пасо слух об этом так и не донесся. Белла Линн даже мне рассказала только через двадцать лет. И все-таки, наверно, не это помешало ей сделаться старлеткой.
В нашей газете в Эль-Пасо то и дело печатали портреты Беллы Линн. Одно время – даже каждый день, неделю подряд… Это когда она встречалась с Рики Эверсом. Рики Эверс только что развелся со знаменитой кинозвездой. Его папа был миллионер, владелец гостиниц, жил на верхнем этаже в “Отель-Дель-Норте” в Эль-Пасо.
Рики Эверс приехал на Открытый национальный турнир по гольфу, и Белла Линн твердо-натвердо решила, что он ее куда-нибудь поведет. Она заказала столик для ужина в “Дель-Норте”. Сказала, что мне стоило бы пойти с ней: в одиннадцать лет я уже достаточно большая, чтобы поучиться сексапильности.
А я, если честно, даже не знала, что это такое – сексапильность. Секс – это, кажется, что-то близкое к помешательству. Кошки, когда им приспичит, носятся, как помешанные, и все кинозвезды похожи на чокнутых. А Бетт Дэвис и Барбара Стэнвик – просто злыдни. В кафе “Корт” Белла Линн и ее подруги, клоня головы под тяжестью своих причесок “помпадур”, свирепо зыркали, пускали дым из ноздрей, словно капризные драконы.
Услышав про Открытый национальный, они оживились: “Это же золотая жила! Нефтяная скважина прямо у нас во дворе!”
Вильма, лучшая подруга Беллы Линн, хотела пойти в “Отель-Дель-Норте” с нами, но Белла Линн отрезала: “Ни за что”. А мне сказала, что одно из главных правил сексапильности – “Всегда действуй в одиночку”. Если рядом есть вторая дама – хоть красавица, хоть уродка – твое наступление замедлится, наткнется на препятствие.
* * *
Меня нарядили в платье, о котором я подумала, что в жизни не видала такой роскоши. Лавандовое в горошек, сшитое на швейцарский фасон – с рукавами-фонариками и кринолином. Тетя Малютка заплела мне французские косы. Губы я вообще-то еще не красила, но по этому случаю пошла и намазала их мертиолятом
[125]. А тетя Малютка заставила немедленно все смыть. Зато нащипала мне щеки – для румянца. Белла Линн надела крепдешиновое платье, которое пристало бы настоящей злодейке: коричневое, с массивными подплечниками, сделала макияж в темной злодейской гамме, влезла в черные туфли на шпильке. В отель мы приехали заранее. Она, не снимая солнечных очков, уселась в холле на стул с высокой спинкой. Скрестила ноги. Чулки у нее были черные, шелковые. Я ей шепнула, что швы перекосились, но она сказала, что слегка перекошенные швы – это сексапильно. Дала мне двадцать пять центов: “Иди выпей содовой”, но вместо этого я стала ходить вверх-вниз по лестнице. По красивой широкой спиральной лестнице с красной бархатной дорожкой, с гнутыми перилами. Я взбегала наверх и вставала под люстрой, царственно улыбаясь. А потом спускалась сверху донизу, медленно-медленно, грациозно, едва касаясь пальцами перил из красного дерева. И снова бегом наверх. Я проделывала это снова и снова, пока мне не показалось, что, наверно, уже пора подкрепиться. Белла Линн ответила, что попросила перебронировать столик на попозже, а то Эверс еще не появлялся. Я купила шоколадку “Алмонд Херши” и уселась на стул поодаль. Она тихо шикнула, чтоб я перестала колотить по стулу пятками. Закурила “Пэлл-Мэлл” (надо сказать, сама Белла Линн называла их “Пельмелы”).
* * *
Я узнала знаменитого Эверса и его отца-миллионера, едва они переступили порог. Они прошли в ресторан, с ними были и другие мужчины – целая компания. Все – в шляпах “стетсон”, в сапогах, и только Эверс – с непокрытой головой, в костюме в тонкую полоску. Но я и так догадалась бы, что это они, потому что Белла Линн прищурилась совсем уж по-злодейски, а сигарету вставила в мундштук. Сняла темные очки, потащила меня в ресторан. Сказала метрдотелю, что ее спутника задержали неясные обстоятельства. И ужинать мы будем только вдвоем.
