После всех этих событий появилась у него тайная страстишка, полюбил он людишек меж собой стравливать. И так это у него виртуозно получалось, что сами жертвы ни о чём таком не догадывались. Рота осназа давно оказалась в его поле зрения отнюдь не случайно, просветили нужные люди, что энто за чудо-юдо. В отличие от других он прекрасно понял, как её можно использовать для своего дальнейшего продвижения. Потому, смотря на сидящих рядом «провинциалов», он просчитывал разные варианты, как в случае чего свалить всё на нерасторопность исполнителей. Нет, что вы, специально он это делать не хотел, да ведь жизнь – вещь двоякая.
– Что же, господа, я даю вам на всё неделю. И ни днём больше.
– У нас война на носу? – спросил я у Стрешнева, едва мы отошли метров с полета от присутствия.
Тот перешёл как раз под крыло Засядько и, получив пару звёздочек и второй просвет на свой погон, должен был оправдать оказанное ему высокое доверие.
– Хм, да нет… – задумчиво протянул Илья Иванович. – Не всё так просто.
– Нас хотят втравить во что-то, очень дурно пахнущее, а самим остаться в стороне, согласно заветам Макиавелли?
Господин надворный советник задумался.
– Скорее всего, да. Мне будут необходимы два неболтливых нижних чина. – Из-под маски добряка и добродушного толстячка, которую носил Стрешнев, блеснули жуткие клыки смилодона. Даже меня пробрало, похоже, все недооценили скромного станового пристава.
– Будут вам люди, – кивнул я, мысленно делая зарубку поинтересоваться более подробно жизнью милейшего Ильи Ивановича.
– Из команды Курта Генриховича? – с самой непосредственной улыбкой осведомился он.
– Конечно, – столь же радушным голосом ответил я.
Вот только глаза меня подвели. В них он прочитал свой приговор: если хоть одна живая душа узнает… и то не факт, что даже молчание спасёт чересчур умного чиновника седьмого класса.
Спустя три дня мой временный начальник (всё никак привыкнуть не могу) Засядько снова собрал совещание, на котором довёл до нас ближайшую задачу. Мне было поручено арестовать и обеспечить сопровождение неких торговцев.
– Знаете, Сергей Петрович, – начал Стрешнев, неторопливо шагая, – я навёл кое-какие справки и выяснил, что наш подопечный ориентирован на контору Когана. Вам это что-нибудь говорит?
– Более чем, Илья Иванович. Так сказать, кормилец наш в турецкую кампанию. – Услышанное от Стрешнева известие не добавило мне оптимизма. – Захват рынка?
– Да, они своими товарами влезли в вотчину наших старообрядцев, – меланхолично продолжил Стрешнев. Со стороны казалось, что он безмятежен, но, поработав с ним, я мог только гадать, что за варианты крутятся в его голове. – Сам купчик не особо интересен. Состоит во второй гильдии, причём в самом низу болтается.
– Этакий купи-продай? – уточнил я.
– Да, вы правы, ну арестуем мы его, штраф наложим за товар негодный. Так ведь больше на него ничего нет. Его даже из гильдии не выгонят, – всё так же задумчиво произнёс Илья Иванович. – Не могу понять, в чём тут дело.
Мне тоже не понравилось, ведь получается: масштабная подготовка, привлечение нас, а на поверку выйдет пшик.
– Гора родила мышь? – высказал я своё предположение.
– Может быть, может быть. Но не уверен. Тут что-то другое. Понимаете, кажется, вот-вот ухватил кончик нити – и сейчас всё поймёшь. Ан нет. Не то. – И он развёл руками, признавая своё поражение.
Всё оказалось намного проще. История эта началась в 1850-х годах. Когда молодой тогда Самуил Поляков изящно облапошил графа Толстого
[7]. И всё бы ничего, не он один такой лоховатый аристократ, только потомки решили проучить наглого еврея. К мести они подошли по всем правилам. Зацепились на одном из балов с Засядько, то, сё, выяснялось, что и у него на «племя Соломоново» зуб имеется. Через третьи руки вытащили роту, а меня им посоветовал фон Веддинг, угу, вот именно, это ж-ж-ж неспроста. Впрочем, семейство Поляковых своими махинациями мешало и Ротшильдам с Нобилями (а как же без них), которые с превеликой охотой нацелились на русский рынок. Да и державшие московскую (и большую часть окрестных) губернию старообрядческие общины отнюдь не радовал такой конкурент. Но всего этого мы не знали.
Москва. 1881 год. Спустя неделю
Магазин готового платья купца Храпова располагался в «чистой» половине рынка, правда, качество товара не сильно отличалось от «низовой». Схема торговли была проста, но гениальна. На каждый вид товара было по десятку хороших вещей (сделанные из контрабандного импортного материала, так что их цена была чуть ли не в половину от прошедшего таможню), которые покупатели и мерили. А уже при упаковке ушлые приказчики моментом подменяли товар. А на претензии на голубом глазу отвечали, что как можно приличным людям всякую дрянь подсовывать.
Вот и теперь Тёмка суетился у степенного вида мужика, тот строго глядел, как сынок, здоровый мордоворот, подбирает себе сапоги. Эх, похоже, уйдут, у приказчика Савелия Емельяновича Милина аж настроение упало. Ну, нет на изверга сапог, хоть ты тресни. И деньги суют немалые, семь рублёв. Тут ещё один посетитель, и к тем двоим, смотрит на товар, а сам вздыхает. Уж больно вещь хороша. Усмехнулся про себя старший приказчик, с этими не выгорело, так этот деньгу отдаст. Так оно и вышло, выбрал он себе яловые сапоги, с покупателями советуется. А у самого нет-нет да и скользит взгляд по ним. Всё остальное было как по писаному: пока деньгу считали, подменил Тёмка товар.
– Вот так, учись. Понял ли? – важно произнёс Савелий Емельянович. – А вообще день удался, почти полета Рублёв наторговали и себя не обидели. Пара целковых к рукам прилипла. Эх, хорошо, всегда бы так!
В отличном настроении Милин острым взором окинул магазин, всё идеально, как любит говорить хозяин. Ничего, обещал он, что скоро и у него такой будет. Эх, и…
Грёзы старшего приказчика были прерваны совершенно необычным образом. Внезапно из двух закрытых возков выскочили четверо верзил, одетые совершенно непонятно и хорошо вооружённые. С ружьями за спиной и револьверами они не вломились, а как-то ловко просочились внутрь. Кроме них там оказалась ещё пара, одетая в партикулярное платье, но с армейской выправкой. И, главное, на голове у всех были специальные капюшоны, оставляющие лишь небольшую прорезь для глаз.
– Ну-с, любезный, и как вас это угораздило, – услышал голос с барственными интонациями лежащий лицом на прилавке Милин.
Наконец он увидел обладателя голоса. Этакий сельский житель, по недоразумению попавший в Первопрестольную.
– Да что вы тут творите? – Голос предательски сорвался, и последнее слово Милин произнёс фальцетом, от которого громилы глумливо заржали.
Чувствуя, что краснеет, Савелий попытался дёрнуться, но стоявшие рядом полицейские (ну а кто, кроме них, мог быть) жёстко припечатали его к столу.
