В ходе цикла роль ожиданий намного скромнее, чем это полагают приверженцы новой классической школы. Эта роль была установлена Мизесом и Хайеком в рамках австрийской теории цикла, изложенной нами в главе 6. Мизес объяснил, что между началом кредитной экспансии и формированием ожиданий относительно ее последствий всегда имеется временной лаг. В любом случае формирование реалистичных ожиданий лишь ускоряет процессы, которые запускают кризис, вызывая необходимость выдавать новые кредиты с нарастающей скоростью (в том случае, если политика создания кредита продолжает проводиться, порождая все эффекты [кредитной] экспансии). Таким образом, при прочих равных, чем в большей степени экономические агенты привыкли к стабильной институциональной среде, тем более опасной будет кредитная экспансия, тем больше ошибочных инвестиций она спровоцирует на разных стадиях процесса производства (это относится, в частности, к экспансии 1920-х годов, обернувшейся Великой депрессией). Более того, при прочих равных, так как экономические агенты все больше и больше привыкают к кредитной экспансии, то для того, чтобы вызвать бум и избежать изученных нами эффектов попятного движения, требуется постоянно увеличивать темпы кредитной экспансии. Это единственное истинное положение, связанное с гипотезой рациональных ожиданий. Согласно удачной формулировке Роджера Гаррисона, оно представляет собой «зерно истины гипотезы рациональных ожиданий»
[561]. Тем не менее допущения, на которых строится данная теория, ни в коем случае не могут считаться правильными, и предприниматели никогда не будут в состоянии полностью удержаться от выгод, связанных с возможностью немедленной прибыли, порождаемой получаемыми ими вновь созданными деньгами. Таким образом, даже при «совершенных» ожиданиях кредитная экспансия всегда будет искажать производственную структуру
[562].
Короче говоря, неявная предпосылка, лежащая в основе теории рациональных ожиданий, – при условии, что агенты способны точно предугадывать ход будущих событий, – состоит в том, что деньги являются нейтральными
[563]. Сторонники этой гипотезы не понимают, что, как правильно объяснил Мизес, концепция нейтральных денег представляет собой противоречие в понятиях: «Понятие нейтральных денег не менее противоречиво, чем понятие стабильной покупательной способности. Деньги без собственной движущей силы не могут быть совершенными деньгами; они вообще не будут деньгами»
[564].
Так что не приходится удивляться ни тому, что, как и их монетаристские предшественники, «новые классики» не располагают удовлетворительной теорией капитала, ни тому, что единственное объяснение, которое они дают феномену цикла, основано на мистических непредсказуемых реальных шоках
[565] и что они оказались не в состоянии объяснить, почему эти шоки регулярно повторяются и всегда демонстрируют одни и те же типичные черты
[566].
3 Критика кейнсианской экономической теории
После того, как мы исследовали монетаризм, стоит приступить к критическому анализу кейнсианской теории. Мы избрали такой порядок по двум причинам. Во-первых, «кейнсианская революция» разразилась после того, как неоклассический монетаризм, с его механистической версией количественной теории денег, отсутствием теории капитала и т. п., занял прочное положение в науке. Во-вторых, сегодняшнее кейнсианство, если сопоставлять его с монетаристской школой, очевидно оттеснено на задний план. Несмотря на это следует подчеркнуть, что с позиций, которые мы отстаиваем в этой книге, т. е. с точки зрения австрийской школы, монетаристы и кейнсианцы исповедуют весьма сходные подходы и методы. Как и монетаристы, Кейнс не имел теории капитала, которая позволила бы ему понять феномен разделения производственного процесса на разные стадии производства и ту роль, которую в этих процессах играет время. Далее, его макроэкономическая теория цен опирается на такие концепции, как общий уровень цен, совокупное количество денег в обращении и даже скорость обращения денег
[567]. Тем не менее некоторые важные частности кейнсианской мысли заслуживают обсуждения.
