Хотя концепций платежеспособности и благоразумного использования ресурсов недостаточно, чтобы изменить смысл понятия «доступность» в договоре иррегулярной поклажи, можно предположить, что проблема решается при помощи расчета вероятностей и «закона больших чисел», к которым апеллирует Гарригес. Однако, согласно приведенным выше доводам, даже если бы статистика позволяла рассчитать вероятности в этой сфере (а в следующей главе будет показано, что это не так), такой договор в любом случае перестает быть договором поклажи и превращается в договор пари, в котором возможность немедленного возврата депонированной вещи будет зависеть от большей или меньшей вероятности того, что определенное число вкладчиков не придет одновременно в один и тот же банк, чтобы изъять свои вклады.
В любом случае в главе 5 мы попытаемся показать, что объективные расчеты вероятностей неприменимы к человеческим действиям в целом, и в частности к тем из них, что связаны с иррегулярной поклажей. Так происходит оттого, что сам институт иррегулярной поклажи без обязательства обеспечения сохранности (т. е. при частичном резервировании) является юридически парадоксальным договором и запускает экономические процессы, приводящие к тому, что банки в крупных масштабах выдают слишком рискованные ссуды и делают неразумные инвестиции за счет присваиваемых или создаваемых ими депозитов. И причина этого в том, что такие ссуды и инвестиции в конечном счете финансируются при помощи кредитной экспансии, за которой не стоит увеличение реальных сбережений. Неизбежный результат – экономические кризисы, а также уменьшение платежеспособности банков и снижение доверия к ним со стороны вкладчиков, которое, в свою очередь, влечет за собой массовое изъятие вкладов. Любому актуарию известно, что если последствия события не полностью независимы от существования страхового полиса, то ввиду морального риска такие последствия технически не подлежат страхованию. В следующих главах мы покажем, что банковская система на началах частичного резервирования (т. е. система, основанная на денежной иррегулярной поклаже, где 100 %-ный tantundem не держится в резерве, [непрерывно] доступном для вкладчиков) эндогенно, неизбежно и периодически вызывает экономические спады, приводя к необходимости регулярных ликвидаций инвестиционных проектов, [досрочного] возврата ссуд и изъятию депозитов в массовых масштабах. Поэтому банковская система, основанная на иррегулярной поклаже с частичным резервированием, – институт, названный Клементе де Диего «уродцем» или «юридическим выкидышем», – в конечном счете неизбежно ведет банкиров к неплатежеспособности и неспособности выполнить взятое на себя обязательство возвратить вклады по первому требованию, даже если они поддерживают достаточно высокий коэффициент резервирования. (В этом заключается один из главных вкладов экономической теории в эту область права.) Вот почему подавляющее большинство частных банков, не в полной мере соблюдающих обязательство обеспечения сохранности, в конце концов терпят крах. Так было до тех пор, пока банкиры не добились создания центрального банка
[237]. Центральный банк должен был выступать в качестве «кредитора последней инстанции», готового предоставлять банкирам любой объем ликвидности, которая им может потребоваться в ходе повторяющихся фаз кризиса, вызванного неустойчивостью самой системы частичного резервирования.
Следовательно, новое определение понятия доступности – это прыжок в пустоту. Во-первых, банки продолжают принимать вклады как если бы это были займы и соответственно инвестируют их в частные предпринимательские сделки, а вкладчики по-прежнему делают вклады с намерением передать деньги на хранение и обеспечение сохранности, оставив за собой право полного и свободного доступа к вкладу. Иными словами, притянутая за уши попытка переопределить концепцию доступности не устранила противоречие в правовой логике. Во-вторых, в строгом соответствии с частным правом и представлениями экономической теории, там где распространено частичное резервирование, общего принципа «благоразумного» использования ресурсов и применения «расчета вероятностей» не только не достаточно, чтобы гарантировать постоянную способность банка удовлетворять запросы на выплату средств, подобная практика безотказно запускает процесс, который, по крайней мере через каждые нескольких лет, приводит к неизбежной утрате доверия к банкам и к массовому непрогнозируемому изъятию вкладов. Решающим доказательством сказанного выше является тот факт, что банковская система на началах частичного резервирования (т. е. банковское дело без строгого обязательства сохранения) неспособна выжить без созданного государством центрального банка, который путем навязывания узаконенного платежного средства и принуждая принимать бумажные деньги, может создавать из ничего ликвидность, требующуюся в критических ситуациях. Только институт, согласующийся с общими принципами права, способен выжить в рыночных условиях, не нуждаясь в привилегиях и поддержке государства, а лишь благодаря добровольному использованию его услуг гражданами в рамках, заданных общими и абстрактными нормами гражданского права.
Доступность также определялась как согласие частных банков в полном объеме выполнять правительственное банковское законодательство в обмен на поддержку центрального банка в качестве кредитора последней инстанции. Однако это условие также искусственно и лишь переносит проблему невозможности дать юридическое определение договору банковского вклада с частичным резервированием из сферы частного права (где эти два элемента примирить невозможно) в область публичного права, т. е. административного права и чистого волюнтаризма, посредством которого власти могут узаконить любой институт, как бы юридически уродлив он ни был. Парадокс: финансовая система спроектирована так, чтобы зависеть от присмотра государства, которое исторически первым извлекло выгоду из прибылей, полученных от невыполнения обязательств обеспечения сохранности в договоре денежной поклажи, и, как мудро указывает Ф. А. Хайек: «…история государственного управления денежной системой была историей непрекращающегося мошенничества и обмана. В этом правительства оказались гораздо менее нравственными, чем мог бы оказаться какой-нибудь частный агент, чеканящий монету в условиях конкуренции»
[238]. Хайек имеет в виду то, что современная банковская система, несмотря на свою юридическую непоследовательность, может казаться жизнеспособной благодаря поддержке со стороны государства и институту центрального банка, который производит необходимую ликвидность, когда у банков возникают проблемы, в обмен на их согласие с запутанной паутиной административного законодательства, включающего бесконечные и загадочные директивы и меморандумы ad hoc. Однако нарушение традиционных принципов права, управляющих правами собственности, неизбежно влечет за собой отрицательные социальные последствия. Например, при условии поддержки центрального банка таким образом можно «гарантировать», по крайней мере теоретически, возврат депозитов (даже при частичном коэффициенте резервирования). Однако нельзя гарантировать того, что покупательная способность денежных единиц будет при этом неизменна относительно первоначального депозита. На деле с момента создания современной денежной системы каждый год мы страдаем от серьезной хронической инфляции, значительно уменьшающей покупательную способность денежных единиц, возвращаемых вкладчикам. Следует также учитывать последствия внутри– и межвременного социального рассогласования современных экономик, вызванного нынешней финансовой системой, основанной на частичном резервировании для частных банков и определении денежной политики центральным банком. Эти последствия заключаются в периодически повторяющихся последовательных фазах искусственного бума и экономического спада (выражающегося в том числе и в высоком уровне безработицы), что причиняет огромный ущерб гармоничному, устойчивому развитию наших обществ.
