Кравченко молча слушал, не перебивал.
– Что или кого мог видеть Богдан? – развивал свою мысль дальше Мещерский. – Убийцу? И тот с ним расправился. Подстерег момент.
– В убийстве жены Шерлинга тут в замке местными один-единственный кандидат всерьез подозревается. Как они его называют… Потрошитель птиц… а еще упырь, ни живой ни мертвый… А вот любопытно, этот ярмарочный спектакль «Пан мертвец» как-то связан со всей этой довоенной графской историей? Про «ни жив ни мертв» вчера во время шествия вовсю горланили эти, которые ряженые. Ну а кого наша охрана подозревает в убийстве Богдана, ты слышал.
– Ты же сам наорал на них, Вадик!
– На них-то я наорал. А с тобой, как видишь, эти версии, точнее, суеверия обсуждаю, обкатываю, —Кравченко покачал головой. – Нет, это ж надо, во влипли. И чем дальше, тем больше влипаем. Летаргия, ни жив ни мертв, «пан мертвец», два убийства…
– Охранники не пожелали там, на просеке, принять во внимание даже очевидных улик – ты заметил? Ни следы на дереве, ни шнур, ни камень на них ровно никакого впечатления не произвели. Вот что такое укоренившиеся суеверия! Люди как слепые. Видят-то они видят, но все перетолковывают только в одну сторону. Ты вот на них там наорал, Вадик, а надо было постараться переубедить!
– В чем? Что шнур и камень принес с собой убийца? А что – Потрошитель птиц шнура и камня принести с собой не мог? Не мог шторы сорвать? Горничная, по-моему, уверена в обратном, только молчит при милиционерах. При Лесюке тоже молчит – а то место, как этот самый официант, сразу потеряешь. А вот нейтральному слушателю, гостю замка Елене Андреевне, по секрету свои версии выкладывает.
– Я порой просто не могу с тобой разговаривать. Не в состоянии! – рассердился Мещерский. – Ты же сам там, на просеке…
– А ты запасся фонарем с утра пораньше и двинул на разведку. Причем без меня. Так что квиты, квиты, друже, – Кравченко хлопнул его по плечу. – И это тоже, между прочим, еще один вопросик без ответа.
– Что?
– Наше с тобой обоюдное нелогичное поведение. Нелогичное везде, кроме этих стен.
– Мы с тобой можем говорить и делать что угодно. Нас в детективы никто не нанимал. Предложение Шерлинга, кажется, уже не в счет.
– А помнишь, что нам тогда сказал Гиз? – тихо спросил Кравченко.
– Ты это о чем?
Но Кравченко внезапно замолчал. Потом после весьма долгой паузы (казалось, он что-то сам припоминал, обдумывал) предложил:
– Не желаешь снова с ним пообщаться?
– На тему – куда он ездил рано утром? И не убивал ли?
– Нет, меня сейчас больше интересует другое.
– Что же?
– Помнишь, он говорил, что как-то однажды Богдан просил погадать ему? Может быть, теперь, после смерти парня, пан колдун откроет секрет – что он там ему нагадал?
– Вадик, ты что, совсем уже…
– Ты не заметил еще одной странной вещи? – Кравченко усмехнулся. – Здесь, в замке, мы словно махнулись с тобой не глядя ролями. Обычно это я тебе всегда говорил: ну, Серега, ты и даешь, совсем уж… Однако есть вещь, которая меня все же обнадеживает. Вот эта скромная вещица, Серега, – и он ловким, как у фокусника, жестом извлек из кармана куртки Мещерского заветный фонарик.
Глава 27
ЦЫГАНСКОЕ ГАДАНИЕ
Олег Гиз обнаружился в апартаментах Шагарина. Когда Кравченко и Мещерский после долгих поисков по замку заглянули туда, они увидели Гиза посреди шагаринской малой гостиной перед включенным телевизором. Шли новостные репортажи о митингах протеста в Севастополе, перемежающиеся кадрами из Феодосии, где тоже кипели политические страсти пополам с коммунальными неурядицами в виде прорыва городской канализации. Все это сопровождалось едкими комментариями киевских обозревателей, которые Кравченко понял лишь на четверть, а Мещерский так и вовсе не уразумел. Потом экран явил панораму зала Верховной Рады и преисполненные охотничьего азарта лица депутатов.
– Третий месяц не могут сформировать какой-то там согласительный комитет, – сказал Гиз. – В Москве то же самое, нет?
Он стоял к двери спиной, но спросил так, словно увидел вошедших затылком. Было странно, что он так спокойно стоит посреди малой гостиной и смотрит телевизор – это в такой-то момент, когда все в замке было буквально смыто волной всеобщей истерии.
– Или в Москве по этой части порядок и полное единодушие? – Гиз обернулся через плечо.
– Паны везде одинаковы, что в Москве, что в Кракове. Нам надо поговорить с вами, Олег, – сказал Кравченко.
И в этот момент из спальни вышел Петр Петрович Шагарин. Он по-прежнему был в неизменном халате, но теперь в другом – темно-синем. Полосатый черно-желтый, видимо, отправили в прачечную. Кравченко вспомнил, как увидел его скомканным на ковре. Подумал: надо бы осмотреть халат, не осталось ли на нем каких-нибудь следов. Например, глины, а то и крови… Мысль кружила в голове как оса. Шагарин молча, сгорбившись, шаркая по ковру, медленно удалился на галерею. Выглядел он по сравнению с прошлым вечером гораздо хуже. Смуглые щеки его покрывала отросшая щетина.
Гиз при его появлении выпрямился. И впечатлительному Мещерскому даже померещилось… словно на какое-то мгновение Гиз переменил обличье, надев снова тот свой черный, шитый серебром камзол и ботфорты… Нет, конечно же, нет, на нем по-прежнему были джинсы и черная фланелевая футболка с длинными рукавами. На шее на серебряной цепочке болтался какой-то брелок. «Уж точно не крест», – подумал Мещерский. И ошибся. Это был маленький католический крестик.
Пока Шагарин был в гостиной, лицо Гиза хранило выражение настороженной почтительности. Ни тени иронии. Ни тени и того прежнего повелительного апломба, с которым он обращался к нему во время их самой первой беседы наедине, о которой никто в этом замке и понятия не имел. Кравченко и Мещерский о той беседе ничего не знали. Просто им обоим показалось, что… Гиз в присутствии Шагарина, мягко говоря… трусит. Как будто боится чего-то такого, во что и сам до конца еще не верит.
Шагарин удалился. Гиз провел по лицу рукой, словно отогнал что-то от себя.
– Так о чем вы хотите говорить? – голос его, однако, звучал совершенно спокойно, бесстрастно.
– Об убийстве Богдана Лесюка, – ответил Кравченко.
– А, об этом…
– И об убийстве Лидии Антоновны Шерлинг. – Кравченко подошел к Гизу. – Мне кажется, вам, Олег, пора кое-что объяснить.
– Вам?
– Вы хотите объясняться в присутствии Лесюка и Шерлинга?
– Нет, что вы. Лично я предпочел бы пока говорить только с вами, молодые люди. Люблю молодежь. С ней всегда приятно общаться, – Гиз невесело усмехнулся. – Но вот только о чем будет наш разговор? В прошлый раз я сказал, по-моему, более чем достаточно.
