Вот уже много десятков лет американский фондовый рынок с завидным постоянством обгоняет все остальные. По некоторым оценкам, за семьдесят лет с 1920-х годов его среднегодовая доходность (за вычетом инфляции) составила 4,73 %. Серебро досталось Швеции (3,71 %), за ней финишировала Швейцария с результатом 3,03 %, а Великобритания с ее 2,28 % чудом уцепилась за место в десятке. Шесть из двадцати семи изученных рынков хотя бы по разу уходили в глубокий минус, обычно на фоне войны или революции. При этом в десяти странах, включая Венесуэлу, Перу и Колумбию, отрицательной (в реальном выражении) была и долгосрочная доходность, а замыкала список Аргентина, чей фондовый рынок в среднем проседал на 5,36 % в год7. “Думаешь вперед – бери акции”: кое-где такой подход может и сработать, но далеко не везде8. У нас нет надежных сведений обо всех странах, но и имеющиеся данные красноречиво свидетельствуют о приблизительно пятикратном превосходстве акций над облигациями в течение XX века9. Удивляться тут нечему. В предыдущей главе мы видели, что облигации суть не более чем обещания государства выплачивать проценты на протяжении оговоренного срока, а затем вернуть и основную сумму. Далеко не все чтили свои обязательства – одни обесценивали их вместе со своей национальной валютой, другие просто отказывались платить по счетам. Иное дело – акция, доля в капитале заточенной на получение прибыли корпорации. Успех дела сулит акционерам не только дивидендные поступления, но и (скорее всего) рост первоначального капитала. Не обходится и без рисков. Доходность акций куда менее предсказуема и более своенравна, чем проценты по облигациям и векселям. Независимые государства исчезают с лица земли нечасто, а вот в мире компаний такое случается сплошь и рядом. Если корпорация банкротится, держатели облигаций и других долговых расписок получат свои средства в первую очередь, а акционеры часто остаются с носом. Экономисты говорят, что высокая доходность акций обусловлена дополнительной “премией за рискованность”, пусть часто этот риск очень даже оправдан.
С какой компанией поведешься…
Десятки тысяч путешественников каждый год посещают церковь Сан-Муазе в Венеции. Десятки тысяч окидывают взором ее вычурный барочный фасад и входят внутрь. И лишь немногие, сделав несколько шагов, замечают у себя под ногами прелюбопытную надпись:
HONORI ET MEMORIAL JOANNIS LAW EDINBURGENSES REGII GALLIARUM AERARII PREFECTI CLARISSIMA
“Чтим и помним Джона Ло из Эдинбурга, самого выдающегося распорядителя королевской казны Франции”. Под тем камнем покоится не простой человек, а первопроходец. Джон Ло первым среди смертных участников фондового рынка придумал, как надуть мыльный пузырь.
Упрямый и самоуверенный шотландец, осужденный на смерть убийца, азартный игрок, финансовый гений с червоточинкой, стоявший у истоков не виданного до того взлета и падения цен, – все это Джон Ло, но не только это. С треском провалив последнюю возможность качественной перестройки старорежимных денежных отношений, он, сам того не подозревая, приблизил час Французской революции. История Ло потрясает и читается на одном дыхании, как приключенческий роман, – и тем печальнее, что мы не извлекли из нее урока. Сейчас самое время ее рассказать.
Ло родился в 1671 году в Эдинбурге в семье состоятельного ювелира, владельца прекрасного замка Лористон на берегу залива Ферт-оф-Форт. В 1692 году юноша прибыл в Лондон, где чередовал заходы в игорные дома со столь же безумными деловыми авантюрами; папашино наследство стремительно шло на убыль. Два года спустя сосед Ло не пожелал долее жить под одной крышей с распутником и его любовницей, и Ло убил обидчика на дуэли. Его арестовали, судили и приговорили к смерти; сбежав из тюрьмы, он направился прямиком в Амстердам.
Если он хотел залечь на дно, то лучшего места было не найти. К 1690-му Амстердам – признанная столица финансовых новшеств. Мы уже знаем, что в конце XVI века в разгар борьбы за независимость от испанской короны нуждавшиеся в деньгах голландцы усовершенствовали итальянский подход к государственному долгу (например, ссуды лотерейного типа привлекали в ряды держателей государственных обязательств азартных людей). Здесь возник Амстердамский обменный банк (Wisselbank) – как теперь считается, первый в мире центральный банк, и с его помощью голландцам удалось преобразовать денежное обращение: проблему порчи монеты они решили, перейдя на надежные банковские билеты (подробнее об этом мы говорили в первой главе). Но если вы попросите назвать самое выдающееся изобретение этого народа, я отвечу: акционерная компания.
История ее начинается за сто лет до прибытия Ло. Голландские купцы ломали голову, как нарушить безраздельное господство испанцев и португальцев в торговле восточными пряностями, которая приносила тем огромные барыши. Корица, гвоздичное масло, мускатный орех, перец были замечательными приправами, вдобавок позволяя еде храниться дольше, и европейцы прекрасно это понимали. Веками груженные товарами караваны не в убыток себе шли по Великому шелковому пути из Азии в Европу. Но тут португальцы открыли водную дорогу в Ост-Индию с проходом через мыс Доброй Надежды, и перевозка стала еще привлекательнее. В историческом музее Амстердама хранится множество полотен, изображающих голландские судна на пути в Ост-Индию и обратно. На одном из самых ранних можно разглядеть подпись: “Четыре корабля пустились в плавание в Бантам, добыли пряности и основали там наш порт. Со своим ценным грузом они вернулись… в Амстердам. Отправились 1 мая 1598 года, вернулись 19 июля 1599 года”. Четырнадцать месяцев в открытом море – внушительный срок, но обычно моряков ждало даже более длительное испытание. И очень опасное: из двадцати двух покинувших в 1598 году голландские порты кораблей лишь дюжина пристали к родным берегам в целости и сохранности. Понятно, что купцы охотно объединяли усилия. К 1600-му едва оперившиеся Ост-Индские компании числом шесть освоили все главные голландские порты. Но вот загвоздка: в заранее оговоренный срок, часто после возвращения кораблей, каждая из них прекращала свою деятельность и выплачивала вкладчикам их капитал и проценты10. Если бы дела шли так и дальше, то нечего было бы и думать о постройке укрепленных опорных пунктов, столь необходимых для победы над ненавистными португальцами и их испанскими прихвостнями
[30]. Теперь не скажешь наверняка, политическая прозорливость или простая жадность вырвала из спячки депутатов Генеральных штатов (парламент Объединенных провинций) и побудила их сделать из шести имевшихся компаний одну большую. Так в 1602 году на свет появилась Голландская Ост-Индская компания (ГОК), или, если быть точным, Объединенная голландская его королевского величества указом созданная Ост-Индская компания (Vereenigde Nederlandsche Geoctroyeerde Oostindische Compagnie), при рождении получившая монополию на торговлю на всем пространстве к востоку от мыса Доброй Надежды и к западу от пролива Магеллана11.
В самом устройстве ГОК было много нового и необычного. Ей был отпущен ровным счетом двадцать один год жизни, а, согласно пункту 7 устава компании, вкладчики могли забрать свои средства уже через десять лет, после первого, промежуточного, подведения итогов, – но на этом сходства с предшественницами заканчивались. По масштабу замысла новое предприятие не имело себе равных. Подписаться на акции мог любой гражданин Провинций, а устав компании нисколько не ограничивал ее совокупный капитал. Купцы, ремесленники, даже слуги – все ринулись скупать заветные бумажки, и скоро в одном Амстердаме набиралось 1143 подписчика, причем только 80 человек из их числа внесли более 10 тысяч гульденов, а 445 – почти половина – ограничились тысячей гульденов или более скромной суммой. Всего удалось собрать 6,45 миллиона гульденов, и ГОК в мгновение ока стала крупнейшей компаний своего времени. Общий капитал главного соперника, учрежденной за два года до того английской Ост-Индской компании, составлял жалкие 68 373 фунта, или примерно 820 тысяч гульденов, поступивших от 219 подписчиков12. Главным покровителем ГОК выступило правительство, всеми силами пытавшееся погасить вражду между различными провинциями, прежде всего между богатой Голландией и менее благополучной Зеландией. Пусть и не поровну, капитал компании все же был поделен между шестью отделениями на местах (одна отвечала за всю Зеландию, а остальные располагались в городах – Амстердаме, Энкхейзене, Делфте, Хоорне и Роттердаме). По палатам распределялись и семь десятков управляющих, по совместительству – крупных вкладчиков. В числе прочего, они должны были выбирать семнадцать человек, Семнадцать лордов (Heeren XVII) в своеобразный “совет директоров компании”. И хотя на Амстердам приходилось больше половины – 57,4 % – всего капитала, город мог выдвигать лишь восемь из Семнадцати лордов. Предприимчивый отец семейства Дирк Бас был основателем и одним из первых управляющих предприятием. Судя по известному портрету, глаза у него от вида собственного огромного состояния не разбегались13.
