Почему же ФРС в 1990-х позволила эйфории овладеть умами? Сам Гринспен еще 5 декабря 1996 года счел правильным предупредить об опасности “необоснованного воодушевления” на фондовом рынке – тому как раз покорилась высота в 6000 пунктов над землей
[36]. Вот только “воодушевленные” инвесторы едва ли смутились, когда в марте 1997-го ставка была повышена на жалкие четверть процента. Отчасти дело было в том, что Гринспен и его коллеги несколько недооценили потенциал высокотехнологичного пузыря. Вскоре после того, как индекс преодолел рубеж 5000 пунктов, члены Федерального комитета по открытому рынку предположили, что рынок близок к своей высшей точке". Важно и другое: Гринспен считал, что ФРС должна бороться лишь с потребительской инфляцией, а вздутие цен на активы технологичных фирм, коли оно сопровождается блестящими усовершенствованиями производительности, станет в этой борьбе союзником100. В-третьих, как это часто бывает, отчаянное положение дел в мировой экономике после дефолта России в августе 1998 года толкало ФРС в строго противоположную сторону101. Наконец, Гринспен с коллегами считал, что ФРС не должна “вырывать кувшины с пуншем из рук подвыпивших гостей”, как выразился Уильям Макчесни Мартин-младший, который в генеалогии председателей ФРС играет роль прапрадедушки Гринспена102. Следует признать, что своей “неотложной монетарной политикой” Алан Гринспен предотвратил крах фондового рынка. Страна не вернулась в 1930-е и не повторила печальный опыт Японии: тамошний центральный банк осознанно проколол пузырь на фондовом рынке, в результате чего тот рухнул на 80 %, а экономика еще долгие десять лет не могла прийти в чувство. Но любое решение требует жертв. И теперь, как не один и не два раза в истории финансов, полость мыльного пузыря стала питательной средой для безрассудного воодушевления одних и хладнокровных злодеяний других.
Людям с чувством истории девяностые до боли напоминали “ревущие двадцатые”, и динамика развития фондового рынка лишь подтверждала их опасения. Было в них что-то и от других двадцатых – 1720-х. Джон Ло, Миссисипская компания-пузырь – так начался XVIII век, и примерно так же завершился век двадцатый. Компания, о которой поведем речь мы, обещала своим акционерам обогатить их сверх самых смелых ожиданий. Она как будто заново изобрела, переосмыслила всю финансовую систему. Сполна воспользовавшись надежными связями в политических кругах, она оседлала волну подъема на рынке и пришла к финишу первой. Шесть лет подряд (1996–2001) эта компания удерживала звание Самой изобретательной компании Америки по версии журнала Fortune; имя ей – Enron.
В ноябре 2001 года Алан Гринспен вслед за Михаилом Горбачевым, Колином Пауэллом и Нельсоном Манделой стал обладателем очень почетной награды: приза компании Enron за выдающуюся службу на благо общества. Гринспена явно похвалили не зря. С 1995 по 1999 год он лишь однажды поднимал ставку процента. Жители биржи уже начали поговаривать о “путе Гринспена” – пока тот находился во главе ФРС, торговцы словно обладали опционом типа “пут” в отношении фондового рынка (то есть могли, но не обязывались продавать свои акции по хорошей цене в будущем). Веселье не затянулось: в январе 2000-го рынок пошел вниз, и многие вспомнили, как давным-давно Гринспен предупреждал об опасностях “необоснованного воодушевления”. У первого кризиса нового века не было одного Черного дня. Ну а когда к августу 2001 года ФРС довела ставку до 3,5 % с былых 6,5 %, все решили, что мягкая посадка экономике обеспечена и в худшем случае их ждет умеренный спад. Но обычный белый день стал для Нью-Йорка Черным, и виной тому послужил не рыночный крах, но злоумышленное крушение двух самолетов. Поползли слухи о грядущей войне, об остановке рынка, совсем как в 1914-м, и Гринспен вновь срезал ставки – с 3,5 % до 3 %, а затем еще и еще, пока в июне 2003-го они не достигли исторического минимума в 1 %. После и сентября ФРС исторгала больше ликвидности, чем все пожарные машины Манхэттена – воды. Но Enron было уже не спасти. Гринспен получил свою награду очень вовремя: через две недели, 2 декабря 2001 года, компания заявила о своем банкротстве.
Сказать, что сходство между Джоном Ло, творцом миссисипского пузыря, и Кеннетом Леем, исполнительным директором Enron, поразительно, – не сказать почти ничего. Ло овладел тайной философского камня и мог “превращать бумагу в золото”. Если Кен Лей и отставал, то не сильно – он изготовлял золото из газа. Ло намеревался перевернуть с ног на голову финансы королевского дома Франции, Лей – мировую энергетическую отрасль. По сложившейся традиции в ней господствовали гигантские энергоснабжающие компании, которые одновременно производили энергию – качали газ, генерировали электричество – и продавали ее конечному потребителю. Консультант из McKinsey Джеффри К. Скиллинг подкинул Лею идею, и тот зажегся: задуманный им Банк энергии должен был служить посредником между поставщиками и потребителями103. Как и Ло, Лей происходил из скромной семьи – в Миссури его отец проповедовал учение Христа, – и то же касается Enron, начинавшего как крохотная газовая компания в Омахе, штат Небраска. Переименовав фирму
[37], Лей перенес ее штаб-квартиру в крупнейший город Техаса Хьюстон. Как и Ло, Лей водил дружбу с влиятельными людьми. Давнишний поборник интересов техасской энергетики, в 1992 году президент Джордж Буш-старший поддержал законопроект, освобождавший отрасль от государственного регулирования, в том числе ценовых ограничений. Всего на взносы в поддержку политических объединений Enron пустил 6,6 миллиона долларов, причем три четверти этой суммы ушли в казну Республиканской партии, а сам Лей и его жена пожертвовали 355 тысяч на первую президентскую кампанию Буша-младшего. В 1996 году лишь один политик получил больше денег из рук Enron, чем убежденный сторонник независимости калифорнийской энергетики сенатор Фил Грэм.
В новый 2001 год Enron вступал четвертой по величине компанией Америки с штатом в и тысячу человек. Под колпаком у него находилась четверть всего природного газа в США. Приватизация компаний энергетического сектора стала чем-то вроде мировой моды, и Enron как следует отоварился на начавшейся распродаже. Только в Южной Америке компания приобрела активы в Колумбии, Эквадоре, Перу и Боливии, куда через весь континент шел газопровод из Бразилии. Стоило близкому другу Лея Джорджу Бушу-младшему вмешаться, как поддалась и Аргентина: Enron достался контрольный пакет акций в крупнейшей сети трубопроводов природного газа. Теперь компания промышляла не только энергией, но и всем известными с глубокой древности элементами: землей, водой, огнем и даже воздухом. И даже интернетом – так она говорила. Изумленные банкиры бороздили просторы липовых торговых площадок, а сидевшие там сотрудники старательно изображали продажу контрактов жаждущим этого клиентам – сцена так и просилась в фильм “Афера”. Как будто и не прошло трех столетий с краха Миссисипской компании.
