— Хорошо, хорошо! Я заплачу сколько скажете. А вы прежде искали преступников? — осведомилась она.
— В роли семейных детективов никогда.
— А кем вы вообще работаете?
— Телохранителем. Чугунов Василий Васильевич, слышали про такого? Это мой босс.
— Чудовище. Я его по телевизору видела.
— Что поделаешь. Иных клиентов пока фортуна мне не подбрасывала.
— У Генриха, естественно, была охрана, но я как-то к ней мало имела отношения. В Швейцарии это вообще излишняя роскошь. Меня саму тоже охраняли, когда я пела на зарубежной сцене, — это входило в контракт. Но мне казалось, что все это чисто условно: декорации для престижа театра.
— Напрасно вам так казалось. С такой звездой, как вы, доверят работать не всякому телохранителю, а только профессионалу высочайшего класса.
— Ну, не знаю. — Она нахмурилась. — Это все очень утомительно, и я всегда обходилась без этой чепухи. Думаю, и в будущем обойдусь. Мне никогда прежде не приходило в голову опасаться за свою жизнь. — И при этих словах она неожиданно осеклась и умолкла.
— Умер ваш муж, Марина Ивановна. — Кравченко скорбно покачал головой. — Это пока все, что нам известно.
Глаза Зверевой подернулись влагой.
— Так я могу на вас надеяться? — спросила она.
— Конечно. А напоследок хотелось бы попросить" вас об одном личном одолжении.
— О каком?
Кравченко склонился и по примеру приятеля поцеловал женщине руку.
— Если возникнет необходимость, мы будем приходить к вам и задавать вопросы. А вы будете стараться на них ответить. Если же вопрос вам покажется слишком личным, глупым, назойливым или бестактным, вы нам все выскажете на этот счет, но потом все равно попытаетесь ответить. Договорились?
— Договорились. Только я не привыкла откровенничать о своих делах с кем бы то ни было.
— Об этом я догадался. И учту. И последнее, — Кравченко встал. — Почему позавчера вы пытались отказаться от того письма? Почему утверждали, что все написанное в нем — глупость? Еще счастье какое-то упомянули, помнится…
Мещерский дернул его за рукав: "Довольно, хватит, ты же с женщиной, болван, разговариваешь. С жен-щи-ной.
И какой!"
— Когда мы приехали сюда, в этот дом, я сначала беспокоилась, но все оказалось так чудесно! — Зверева сплела пальцы. — Я тут и думать о своих страхах забыла. И к тому же мне было совестно признаться в таком постыдном малодушии. Кому понравится воскрешать в памяти навсегда вычеркнутый из жизни кошмар? Вы приехали, я была вам очень благодарна, и мне хотелось, чтобы вы просто пожили тут у меня, потому что вы очень хорошие, добрые, отзывчивые и великодушные молодые люди. У вас, Вадим, взгляд открытый, и смеетесь вы заразительно. И даже когда так сурово и испытующе, совершенно по-взрослому на меня смотрите, как сейчас, например, все равно я чувствую, как вы чудесно молоды, как победительно, покоряюще молоды. И я.., я невольно вспоминаю себя в ваши годы. А теперь вот буду вспоминать Андрея. Вас удивило, что я говорила о счастье. Господи, какие восхитительные, наполненные счастьем мгновения мы пережили здесь с ним.
И я словно чувствовала: так не хотелось, чтобы их хоть что-то омрачило, даже воспоминание о кошмаре. Хотя бы даже призрак, напоминающий о нем. И ваш искренний порыв — приезд сюда, предложение помощи — все это казалось таким лишним тогда. Не обижайтесь на меня, умоляю.
— Вы любили Андрея? — тихо спросил Мещерский.
— Любила. И только сейчас поняла как.
— А он вас? — это спросил Кравченко.
Но ему она не ответила. В дверь властно постучали.
Затем, не дождавшись ответа, вплыла Майя Тихоновна.
Голова ее была обвязана влажным полотенцем.
— Мариночка, девочка моя золотая, ласточка, я не могла больше ждать, — прогудела она. — У меня сердце просто на куски рвется. Ну что мне сделать, чтобы помочь тебе?
— Майя, Майечка, его нет с нами!
Приятели на цыпочках покинули террасу, где, несмотря на ослепительное солнце за окном, снова хлестал ливень безутешных слез.
Подруги, обнявшись, проливали их на грудь друг другу.
И это было зрелищем отнюдь не для посторонних глаз.
Глава 8
АГЕНТ 00
— Ну а теперь куда? — спросил Мещерский. — Вообще, если честно, я очень смутно представляю дальнейший план наших действий.
— А не будет никакого плана, Серега. — Кравченко (разговор этот происходил внизу, в гостиной) наклонился над вазой с цветами и вытащил оттуда самую крупную астру. — Самое вредное это занятие — что-то планировать да рассчитывать. Не компьютеры ж мы. Человек — существо творческое, хаотическое. И вообще, если ты ввязался вот в такую мутную хреновину, где, с одной стороны, вроде бы все понятно, а с другой — ни черта, надо не планы изобретать, а слушать свой внутренний голос и…
— Он утробно урчит, Вадя.
— Слушать и поступать под влиянием мгновенной прихоти. Импульс, усек? К этому и твои компьютеры стали стремиться. Вон Каспаров с ящиком электронным сыграл «по плану», а что вышло? Кукиш с маслом. А надо было творчески, то есть пальцем в небо. — Кравченко улыбнулся. — На вот пока талисманчик на счастье. — Он протянул приятелю астру.
— Прекрати.
— Не хочешь — не надо. Мне и самому пригодится. — И он начал деловито ощипывать цветок, точно куренка на суп.
— Совсем рехнулся? — вскипел Мещерский. — Что ты делаешь?
— Жду.
— Чего?!
— Сейчас вернется Файруз с заправки, я заберу у него ключи и на красивой машинке двину в город.
— Зачем?
— Кину беглый взгляд на местный отдел унутренних дел. Сидорова проведаю. Пошепчемся с ним, если он захочет, конечно.
— Ты считаешь, что именно это сейчас надо делать?
Кравченко пожал плечами:
— Я же сказал, Серега, что буду что-то предпринимать сейчас не потому, что это надо, — я еще даже не знаю, что означает это слово в данной ситуации. Я просто пойду по линии наименьшего сопротивления.
— Ну и в чем эта линия заключается? — Мещерский не понимал, куда гнет его приятель, и от этого нервничал.
— Она заключается в том, чтобы найти себе союзника за пределами этого богоспасаемого домишки, — снисходительно пояснил Кравченко. — Мы должны подстраховать себя на тот случай, если убийцей Шипова, к всеобщему облегчению, действительно окажется тот беглый идиот.
— Так тебе Сидоров все и выложит, — ехидно парировал Мещерский.
— Эх, Сережа. Как именно к ментам я отношусь, да и вообще к представителям карательных органов, ты знаешь лучше других. Но Сидоров — случай особый. Ты в симпатию с первого взгляда веришь?
