Для сравнения Мюррей использует плитку молочного шоколада Cadbury, углеродный след которого уже определен организацией Carbon Trust. Молоко составляет по массе только треть шоколадной плитки, но, даже если учесть стоимость транспортировки и обработки какао-бобов и сахара, формовку шоколада в плитки, оно все равно «ответственно» за две трети углеродного следа шоколада. В капучино молоко, бесспорно, является почти единственным ингредиентом. Но если бы Эуан отвечал на мой вопрос так же подробно, как своим корпоративным клиентам, то ему пришлось бы называть множество точных цифр и оценивать значительный объем информации, и даже при этом он не избавился бы от сложных, почти философских вопросов: надо ли поставить «в зачет» чашечке кофе то, что Джефф приехал в кафе на автобусе, а не на автомобиле? И надо ли учитывать в чашечке кофе поездки на работу человека, который варит кофе? Будет ли кофе обладать меньшим углеродным следом, если на окнах кафе будет стоять двойное остекление? Крохотный пример с капучино показывает, что утверждение «проще простого» никак не соответствует действительности.
Допустим, Джеффу удалось больше узнать о молоке, но будет ли он после этого заказывать двойной эспрессо? И что полезнее для окружающей среды – пить черный кофе или добавлять в него соевое молоко? Если даже Джефф будет ежеминутно думать, как он может помочь планете, – и даже если он будет постоянно советоваться по телефону с Мюрреем, – все равно он будет то и дело совершать ошибки. Они неизбежны: в некоторых случаях необходимо использовать расчеты, в отношении которых не сходятся во мнении даже эксперты. Я видел цифры, которые указывают на то, что поездки на работу даже в таком экономичном автомобиле, как Prius, ведут к очень большим выбросам газов из-за стояния в пробках. Майк Бернерс-Ли, автор книги «Чем вредны бананы?» (How Bad Are Bananas), рассказал мне, что бананы относятся к пище с низким углеродным показателем. Джеф Битти, автор книги «Почему мы не спасаем нашу планету?» (Why Aren’t We Saving the Planet?), напротив, утверждает, что бананы – высокоуглеродный продукт. Я видел результаты исследований, в которых убедительно доказывалось, что при правильном скотоводстве мясо может оказывать на изменение климата значительно меньшее воздействие, чем сегодня. Можно сколько угодно думать на эту тему, обложившись научными работами, и все равно не сделать убедительного вывода.
Так что же делать Джеффу? Когда я просил, чтобы мне дали совет экологи, то один из них сказал, что для уменьшения влияния на климат лучше вообще воздержаться от посещений ресторанов быстрого питания. Это вряд ли понравится такому любителю кофе, как Джефф, и тем более людям, которые вообще не задумываются о судьбе планеты, т. е. большинству жителей Земли. (В ходе недавнего опроса общественного мнения людей спрашивали о том, что конкретно каждый из них старается сделать, чтобы препятствовать изменению климата. 37 % ответили «ничего», а остальные назвали либо энергосберегающие лампы, либо утилизацию отходов.) Если можно не пить капучино, то можно и вовсе воздерживаться от излишнего потребления, но тогда тут же возникает вопрос о том, что именно потреблять. Проект по увещеванию людей спасать планету, поменяв свое поведение, по самой своей сути имеет много ограничений.
5. «Облако» для подсчета количества углерода
Мы можем мечтать о высокотехнологичном решении, которое позволило бы Джеффу освоить этот сложный лабиринт, – о некоем подобии приложения для смартфона, которое смогло бы распознавать любой из 10 млрд товаров, продающихся в его городе, и рассчитывать количество углекислого газа или метана, выделяемых в результате его производства. Джефф делал бы фотографию или считывал штрихкод и через пару минут узнавал, насколько разрушительны для окружающей среды могут оказаться печенье, кофе эспрессо или чизбургер.
Возможно, когда-то так и будет. Но представьте, как сложно обрабатывать такой объем информации: телефонное приложение, бесспорно, позволит Джеффу избегать наиболее очевидных ошибок, однако для большинства случаев получить достоверные цифры будет невозможно. Если, как указывает Эуан Мюррей, источник молока имеет значение для определения углеродного следа, то сети быстрого питания должны будут давать такую информацию в Сеть, не говоря уже о транспортировке, счетах за электричество, поставщиках и т. п. Простейший калькулятор может быть встроен в сотовый телефон, однако программа, способная точно рассчитать полный углеродный след товара, – это фантастика.
И даже если удастся создать базу данных необходимого объема, проблема все равно будет далека от решения. Только самые убежденные защитники природы захотят сканировать все товары подряд. И только они будут всерьез считаться с полученными результатами. Большинством людей, т. е. теми 37 %, которые говорят, что не делают для улучшения экологии ничего, и теми, кто делает «очень мало», информация, которая высветится на экране сотового телефона, будет очень скоро безболезненно забыта.
Однако, может быть, существует способ превратить фантастику в реальность? И передавать в режиме онлайн информацию любому, кто достает свой кошелек, чтобы произвести покупку – без всяких сканеров или центральной базы по всем товарам на планете? Но как это может работать?
Представьте, что правительства стран, которые производят больше всего ископаемых энергоносителей, согласятся принять следующий подход: каждая страна будет взимать налог в $50 на каждую тонну углерода, содержащегося в добытом в этой стране топливе, т. е. примерно $14 за тонну углекислого газа. Это добавит около $5 к цене барреля нефти и почти $40 к стоимости тонны угля
[33].
Может показаться, что такое решение не имеет ничего общего с программой, которая будет рассчитывать углеродную составляющую каждого товара, но на самом деле оно направлено именно на это. Углеродный налог отразится на системе рыночных цен и будет действовать как огромный аналоговый «облачный» компьютер, распределяя ресурсы таким образом, чтобы максимизировать их ценность. Углеродный налог в размере $50 приведет к увеличению цены на бензин примерно на 12 центов за галлон, что заставит людей ездить меньше и покупать более экономичные автомобили. Также это увеличит стоимость одного киловатта электроэнергии примерно на 1,5 %, если электростанции будут работать на угле, и на 0,75 %, если электростанции будут работать на природном газе. Соответственно, у людей будет стимул стараться расходовать меньше электричества и уменьшать потери тепла в домах, а энергетические компании будут строить не угольные, а газовые электростанции или даже инвестировать в развитие ядерной энергетики, а также в возобновляемые источники энергии.
И это будет только начало. С ростом цен на электроэнергию подорожают и многие товары. Испанские помидоры повысятся в цене, поскольку станет дороже доставлять их из Испании, а британские помидоры подорожают еще больше из-за увеличения стоимости обогрева теплиц.
Все это произойдет не в результате реализации какого-то грандиозного плана, а просто так. Перевозчик, который не будет обращать внимание на подорожание дизельного топлива, вынужден будет уйти из бизнеса. То же произойдет и с фермером, выращивающим помидоры, когда он начнет повышать цены на свою продукцию, чтобы возместить возросшие энергозатраты. При этом если местный фермер начнет выращивать помидоры в неотапливаемых стеклянных теплицах, то налог на углерод даст ему некоторое преимущество над конкурентами, расходующими много энергии. Придя в супермаркет, Джефф уже не будет сканировать штрихкоды товаров, а просто будет обращать внимание на цены. Чем больше энергии требуется для того, чтобы вырастить помидоры, тем дороже они будут. А цена – это та информация, которую Джефф не сможет проигнорировать, независимо от его отношения к проблеме изменения климата.
