— А где тот, второй, тошнотворный тип? — испуганно спросила Жанна.
— Его нет. — Никита подумал: слышал бы Генка Обухов, как его с утра пораньше вспоминают такие красивые и такие голые девицы! — Вы, пожалуйста, оденьтесь, Жанна… Извините, если я вас разбудил. Я ведь разбудил вас?
— Д-да, — Жанна как-то нервно посмотрела на закрытую дверь комнаты.
— У меня к вам срочное дело. Оденьтесь, и мы поговорим.
— Котенок… Зайка… эт-то кто там еще? Т-ты с кем? Котенок, ну иди же сюда… Я умираю… Иди, прокатись снова верхом на папочке!
Колосов, отстранив Жанну, рывком открыл дверь в комнату. Там на широком разложенном диване в интимном полумраке задвинутых розовых штор лежал совершенно голый толстый гражданин средних лет. На нем были черные шелковые носки и дорогие золотые часы. Глазки гражданина с мутно-начальственной осоловелостью воззрились на Колосова. Голыш попытался приподняться и не смог — он был мертвецки пьян и благодушен. Никита не сразу даже понял, что его приняли за того самого неведомого Жорика — персонального шофера.
— Пожалуйста, не трогайте его. Оставьте. Уйдите! — Жанна (уже успевшая накинуть на себя что-то излишне прозрачное) с неожиданной силой попыталась вытащить Колосова снова в прихожую. — Не говорите, что вы из милиции. Это мой друг, он вообщё ни при чем. Просто зашел в гости… Оставьте его, я все сделаю. Что вы от меня снова хотите? Чего приперлись? Жить мне не даете, издеваетесь!
— Тихо, только тихо, без сцен, я все понял, — Колосов решил подчиниться. — Эй, папуля, — обратился он к голышу, — я Жорик, а ты спи — баю-бай, скоро домой поедем. Жанночка, ну-ка на кухню, на пару слов…
Голыш с золотыми часами лукаво погрозил им пальцем, нетвердо вякнув: «Жорик, ни-ни!», и тихонько захрапел. Пока он был в отключке, можно было разговаривать, но время поджимало.
— Ну что вы все ходите? Что вам еще-то надо, я же все в тот раз рассказала! — окрысилась Жанна Зарубко, когда они вошли в тесную кухоньку.
Как отметил Никита, квартира стриптизерши была маленькой, однокомнатной, но все пространство в ней занимали вещи, веши, вещи. Жанна была глобальная приобретательница — в коробках, коробочках и коробищах громоздились нераспечатанные телевизор, стиральная машина, пылесос, электрогриль, складные стулья, постельное белье, Наборы посуды и даже надувная походная кровать.
Носильные вещи (а Жанна была завсегдатаем галереи «Боско») тоже висели, лежали, валялись где только можно.
— Ну? — Жанна расставила ноги, подбоченилась. — Уже и дома покоя нет.
— И вряд ли он будет — покой, если дела пойдут так дальше. — Колосов жестом шерифа выложил на кухонный стол фотографию: — Узнаете, Жанна?
Она взяла снимок в руку, близко поднесла к глазам и как-то сразу растерялась.
— Узнаете?
— Ну?
— Кто на снимке?
— Я.
— А еще кто?
— Зойка. Я ж сама эту карточку ментам дала — тогда, еще давно…
—А кто рядом с вами?
— Богдаша…
— А это кто? — Колосов ткнул пальцем в Чибисова.
— Это? Это друг Богдаши.
— Но вы же в прошлый раз сказали, что не знаете его. Я фамилии называл — Чибисов, Хвощев, а вы все отрицали.
— Не знаю я никакого Чибисова с Хвощевым! — Жанна швырнула фото на стол. — Выдумали фамилии какие-то… Кто нам фамилии-то говорит, опупели, что ли? Это приятель Богдаши… как же его звали-то… Миша, кажется… да, Миша. Он тогда сказал: зовите меня просто Миша.
— Когда сделан этот снимок?
— Н-не помню… давно… Зойка жива еще была… Года четыре, наверное, назад.
— Снимали в «Бо-33»?
— А то где же? Конечно, в клубе.
— Я хочу знать про этого Мишу. Он часто приезжал к Бодуну?
— Нет, точнее, сначала бывал часто. По-моему, у них были какие-то общие дела. Но я не знаю. Я ведь тогда только-только начала работать в клубе. Зойка — я вам говорила — меня туда устроила. Сказала, что требуются девушки, можно заработать неплохо. Богдашу я тогда почти не знала, он был просто хозяин… А этот Миша, старый он — да, заезжал иногда в клуб. А потом, после того случая зимой, когда Зойка погибла, совсем перестал заезжать, словно отрезало. И Богдаша о нем при мне никогда не упоминал.
— Что значит, «когда Зойка погибла»? — спросил Колосов. — Вообще, что это за история с пропавшей без вести подругой?
— Я… я ничего такого не делала, я, наоборот, искала ее, места себе не находила… Я не виновата, что так вышло. Что я могла сделать? — Зарубко нервно зашарила по кухне в поисках сигарет. — Я вообще не знаю, как все это тогда произошло — словно морок какой-то нашел. Наверное, потому, что мы все; пьяные были в дым. Но я ни в чём не виновата!
— Погодите, не трещите, вас никто ни в чем не винит. Но я должен знать, что было на самом деле. — Колосов дал ей свои сигареты. — Как получилось, что эта Копейкина пропала и замерзла на пустыре?
— Я не знаю, это такой ужас был. — Зарубко прикурила сигарету. — Я сама тогда пьяная была, поэтому и не поняла сначала даже, что происходит… Не остановила их. Потом уже утром, когда Зойка не вернулась, я испугалась… Это такой ужас, такое несчастье было…
— Да что произошло? Успокойтесь и расскажите по порядку.
— Что? Ну, это все с самого начала тогда надо, чтобы понятно было, — Жанна вздохнула. — Это долгая история… Чтобы понятно, хотя я сама до сих пор не понимаю, как они могли… Сволочи… Я вам тот раз говорила: мы с Зойкой подруги были, в школу танцев вместе ходили, молодые были дуры… Потом у меня парень постоянный появился. У нее тоже. Встречаться стали редко, в интересах как-то разошлись… Я за своего замуж собиралась, жили мы уже вместе. Квартиру снимали. Дело еще в Обнинске было — я вам говорила, наша семья там осела, когда папаня мой на пенсию вышел. А Зойка оттуда родом… Она тоже замуж за своего парня собралась. Все уже готово было — они даже заявление в загс вроде подали. Но тут появился этот Бодун, и все екнулось. Зойка-то все, время в Москву рвалась. Говорила — «в этой дыре заживо себя похороним», это про Обнинск-то… Она и замуж собиралась потому, что вроде парень ее обещал ей, что переедут они в Москву, квартиру купят. Я, правда, точно ничего не знаю, Зойка тогда от меня сильно отдалилась… Знаю лишь то, что иногда она в Москву просто так на электричке срывалась — отдохнуть, оторваться; Ну, там где-то в клубе Бодун ее и подцепил. Она ж красотка была — видели бы вы, какая красотка, — Жанна снова взяла в руки снимок, горестно покачала головой. — Бедная моя Зойка… Бодун, когда хотел, умел быть крутым мужиком. Ну, денег у него хватало на все. Я в подробностях-то не знаю, что у них там было и как, знаю только, что Зойка вообразила тогда себе, что он на ней женится. И она станет мадам Бодун, в Ниццу с ним махнет и на Маврикий. Все она бросила в этом нашем бедном Обнинске — и работу, и парня своего к черту послала и рванула в Москву. И где-то, наверное, год мы с ней вообще не общались. Она мне не звонила, ну и я тоже не набивалась. Я думала — она богатая теперь, загордилась. Бедняжкой-то из провинции мне тоже тогда быть не хотелось, знаете ли… Ну злотом однажды она мне позвонила, и у нее был такой странный голос. Я даже сначала не узнала ее. Ну, конечно, обрадовалась; потрепались мы… Я спросила, как муж ее, владелец клуба? А она так как-то зло усмехнулась в трубку и говорит — да никак. И матом как засадила — от души, сочно. Сказала, что работает у Бодуна в клубе, что условия ничего, сносные. Она, мол, танцует перед гостями. Номер у нее собственный в эротическом шоу. Я потом про Бодуна опять спросила — когда, мол; свадьба-то у вас? Она ответила: может быть, месяца через два-три. Она ведь тогда еще за него все собиралась, дурочка несчастная… Ну и все вроде, поговорили мы с ней. Еще сколько-то времени прошло. Потом у меня беда случилась, Колька, парень мой, погиб. Нелепо так… Колечка, — Жанна вдруг всхлипнула. — Вы даже представить себе не можете, какой он был… как любил меня. Ну, зеленый, конечно, совсем еще был, но только я от него одну радость видела. А когда его не стало, я просто не знала, куда податься. Официанткой пошла в кафе. Хозяин сволочь был, а хозяйка вообще сука. Хлебнула я там — во как. Так тяжело было порой. Хоть вешайся, а другой работы никакой в Обнинске. Ну, однажды в горькую минуту позвонила Зойке в Москву, в жилетку поплакалась по старой памяти. Она сразу откликнулась — Приезжай, в клубе всегда нужны девушки, я Богдашу попрошу… Тем более, говорит, у тебя — и внешность, и пластика. А у наших коров — ни рожи, ни кожи, ни хореографии… Так она говорила, ну и уломала меня. О том, что это стриптиз, она помалкивала, преподносила просто как танец в шоу. Обещала — денег заработаешь, приоденешься. В общем, в белого человека в Москве превратишься. Ну, я подумала — что мне в Обнинске-то терять? Ничего, а там Зойка поможет, все же живут ведь они с Бодуном-то, замолвит и за меня словцо… Это давно было, четыре года назад. Тогда все миллениума как ненормальные ждали. Клубы на подъеме были после кризиса, танцовщиц постоянно набирали новых, кастинги устраивали…
