— Вадь, мне тут идея одна пришла. — Мещерский выпустил дым колечками. — А что, если поехать туда нам прямо сейчас, прихватить парочку твоих шкафов-охранников да моих ребяток из турклуба кликнуть... Сесть и поговорить с ними там по душам. Забрать оттуда девушку...
— А он, Сереженька, снимет трубочку и вызовет РУОП, — усмехнулся Кравченко. — Мол, наехали крутые рэкетиры. Шантажируют. Заберут нас по указу в камеру, прикуют браслетами к батарее — они любят эти штучки вытворять. И, пока мы лепетать начнем про свою «Саломею», они из нас с тобой, заметь, из нас, не из Верховцева (он-то не делец, а богема), начнут выкачивать компру. Из меня на Чучело, а из тебя на прежнюю твою фирму оружейную, а заодно и на всех сиятельных родственников до седьмого колена. «У вас родственники за границей имеются?»
— Ты к ним несправедлив, Вадь.
— А-а... — Кравченко только махнул рукой. — Ты романтик, Князь. Ты грязи не видел. А я в ней по уши вывалялся. И сейчас еще пузыри пускаю.
— Ну и что же мы предпримем тогда? — спросил Мещерский.
Кравченко пожал плечами, чиркнул спичкой. Смотрел, как она горела. Пламя обожгло ему пальцы, он бросил спичку в пепельницу.
* * *
Верховцев снял трубку телефона, надрывавшегося в кабинете. Звонил Арсеньев.
— День добрый, Игорь. Ну, как все прошло?
— Ты же хотел приехать, — напомнил Верховцев.
— Жаль, но не получилось. Меня Федор в оборот взял, у них двадцать пять лет ансамблю стукнуло. Не вырвался я от них. Как.., мои протеже были?
— Да.
— И охранник, этот Кравченко?
— И он был. Жалел, что не встретил тебя.
— Серьезно?
— А ты верь мне, Ваня, — усмехнулся Верховцев.
— Ну и как.., как все было? Нормально?
— Как обычно.
— А-а.., ну, ладно. — Арсеньев словно колебался, говорить — не говорить, но все же решился:
— Тут такое дело, Игорь. Я хочу поставить тебя в известность. На всякий случай. Берберов звонил мне перед отъездом, его вызывали в милицию.
— Я его не знаю. Кто это такой?
— А-а, ну ладно, раз так. — Арсеньев усмехнулся. Наступила пауза, потом он сказал:
— Но это еще не все. Я вернулся час назад и нашел в почтовом ящике повестку.
— Куда?
— В прокуратуру области.
— Зачем?
— А ты разве не догадываешься?
— Прокуратура ведет, Ванечка, и дела об оскорблении моральных устоев.
— Я никогда ничем не оскорблял моральные устои, Игорь.
— Но ты их эпатировал. Неоднократно. Публично.
— А ты что делал ?
Верховцев помолчал. Потом сказал мягко:
— Прости, нервы шалят.
— Я понимаю, Игорь.
— Это все надо спокойно обсудить. Дома, тихо, без спешки. У них ничего нет — это блеф. Даже если этот Берберов... Там просто ничего не может быть. Были приняты все меры. — Верховцев говорил спокойно. — Мы с тобой все обсудим вечером, я подъеду. Если потребуется, сразу же свяжемся с моими адвокатами, проконсультируемся в общих чертах.
— До восьми я занят в клубе.
— Я приеду так, чтобы ты успел уже отдохнуть и принять ванну.
В кабинет заглянула Лели. Лицо ее выражало тревожное изумление.
— Игорь, тебя там спрашивает какая-то девушка.
— Девушка? — Он прикрыл трубку ладонью.
— Да.
— Кто она?
— Я не знаю!
— И что она хочет?
— Поговорить с Игорем Верховцевым.
— Скажи, что меня нет.
— Она сказала мне: «Только не говорите, что ею нет дома. Я знаю, что он в Зале Мистерий». Верховцев впился в нее взглядом.
— Пригласи ее сюда.
— Она не пойдет. Она сказала, что ждет тебя на улице перед домом.
— Что случилось, Игорь? — встревожился в трубке Арсеньев.
— Ничего... Это Лели.., там какие-то неполадки с электричеством, кажется, пробки вырубило, надо пойти посмотреть.
— А ты что-то смыслишь в электричестве? Ну, ладно. Я жду тебя. — Арсеньев дал отбой.
* * *
Верховцев бежал к двери. Лели никогда не видела, как он бегал — в два прыжка, только волосы разметались. Он даже не накинул куртки — шелковая белоснежная рубашка парусила. Рванул дверь на себя, спустился по ступенькам.
Девушка в красном кашемировом пальто стояла у круглой театральной тумбы. Высокая девушка, видная. Такие, даже не будучи красавицами, всегда цепляют глаз. Он быстро оглянулся — по переулку шла группа подростков. Рядом с домом напротив, где располагался магазин «Деликатесы», остановилась машина. Шофер сгружал сумки в багажник. На крыльце соседнего офиса курили и болтали клерки. Было всего шесть часов вечера. В Холодном переулке, вымиравшем, как и весь деловой центр по ночам, сновал народ.
Эта, в красном пальто, умела выбирать место и время для таких вот свиданий. Верховцев подошел к ней.
— Вы меня спрашивали?
Ему было приятно сознавать, что он все равно выглядел выше этой слишком высокой на своей весенней модной ПЛАТФОРМЕ девушки. Выше почти на целую голову. Они бы составили весьма заметную пару, если бы...
— Я НЕ ПОЗВОЛЮ ВАМ БОЛЬШЕ ЭТОГО ДЕЛАТЬ.
— Что делать?
— БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ «САЛОМЕИ».
Он молчал. Дышал, как рыба, выброшенная на берег.
— ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ ТРОНУТЬ ЕЕ ПАЛЬЦЕМ, — прошипела девушка. Глаза ее светились злобой. — ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ, Я ТЕБЯ В ПОРОШОК СОТРУ, УБЛЮДОК ДЛИННОВОЛОСЫЙ. Я ЕЩЕ ЗА СВЕТКУ С ТОБОЙ НЕ РАССЧИТАЛАСЬ. ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ ТРОНУТЬ ЕЕ. ПРО ТЕБЯ ВСЕ ЗНАЮТ, ПОНЯЛ?
Он молчал. Девушка крутанулась на каблуках и пошла от него прочь по направлению к Большой Никитской. Порыв ветра донес аромат ее духов — «Джордже Армани», янтарных, пахнувших медом.
* * *
Верховцев медленно вернулся в дом. Он закоченел на пронизывающем ветру. Прежде одной минуты было бы достаточно, чтобы позвоночник намертво сковало на много дней. Но сейчас он даже не обратил внимания на холод. Прошел в кабинет, повернул в замке ключ. Сел в кресло. Положил руки ладонями на стол. Замер. Затаил дыхание.
Все, вот и все. Он знал, что конец его мечты, воплощенной в реальность, наступит. Но что это произойдет вот так, в одночасье: звонок Арсеньева, повестка, эта шантажистка в красном пальто...
Это должно было случиться, он чувствовал, что это приближается, еще тогда, месяц назад, когда на роль Саломеи Данила предложил эту Светлану — манекенщицу с Кузнецкого и актрису с Ордынки. Она была москвичкой. А значит, за ней вилось множество хвостов — родные, друзья, подруги, любовники. Москва хоть и огромна, но тесна и болтлива. И вот...
