— И что?
— Ну и заглотил. Уже.
Ира недоверчиво пожала плечами.
— Не говорите ерунды, этого не может быть.
— Не может? — Он резко задрал ветхую, белесую от старости трененку. — А это что?
Ира ахнула — впалый смуглый живот гражданина Удоденко был исполосован шрамами.
— Это я вилку на прошлом следствии заглотил, это кусок проволоки в зоне, — вещал он, любовно поглаживая шрамы. — А это банку консервную схрупал.
— Зачем вы это делаете?!
— Да как заглочу, меня сразу на «Скорой» в больницу, на стол к хирургу и начинают меня резать, резать. — Глазки его пылали восторгом. — А потом в лазарете на чистой койке выхаживают, выхаживают... Месяц, два, три... А срок-то — ту-ту, идет, гудит! Так что ничего у нас с вами не получится на этот раз, гражданка следователь.
* * *
— Веришь, нет, но мысль меня тут посетила одна нехорошая, — рассказывала Ира. — Ах как мне «Скорую» ему вызывать не хотелось! Как не хотелось! Но вызвала. Сделали ему рентген — все правильно: болт есть. В хирургию — и на стол. Все это случилось вчера, а сегодня его в тюремный лазарет надо переводить, а срок содержания под стражей и следствия кончился.
— Подожди, может, он еще от хлороформа задохнется, — жестко изрекла Катя. — И никаких хлопот не потребуется.
— Нет, такие живучи. Пять операций на кишечнике. Другой давно бы уж загнулся, а этому все нипочем.
Они доедали пирожные.
Ира взглянула на наручные часики.
— Ой, без десяти два. Бежать надо.
— Нас сейчас Сережка Мещерский до прокуратуры довезет, — успокоила ее Катя. — Он меня у бюро пропусков уже час дожидается.
Синие «Жигули» стояли у дверей Зоологического музея. Кроткий Мещерский ни словом не выразил своего недовольства Катиным опозданием.
— К скульптору не едем, Сережа. Я не могу сегодня. У нас с Ирой дела неотложные, — сказала она. — Вези нас на Рождественский бульвар.
Князь безропотно завертел баранку.
У прокуратуры, когда Ира уже вылезла из машины, он поймал Катю за руку.
— Ты завтра как?
— Что как, Сережа?
— Тебя можно будет навестить?
— Конечно.
— Мы заказали столик у Вано, — улыбнулся Князь.
— Мы?
— Я. Я заказал. Заеду за тобой в пять, ладно?
— Я буду тебя очень ждать. — Катя наклонилась и поцеловала Мещерского в гладковыбритую щеку, пахнущую туалетной водой «Дакар».
* * *
В прокуратуре они ждали полтора часа. Сидели на жестких клеенчатых сиденьях, глазели по сторонам и шептались. В учреждении — покой, тишина, перед праздником почти всех уже отпустили.
— Сереженька так к тебе относится, везучая ты. Жаль, конечно, что он ниже тебя, — говорила Ира.
— Я этого даже не замечаю.
— И правильно. Мал золотник, да дорог. Не то что мой! — Ира вздохнула. С тех пор как она развелась с мужем, у нее тянулся долгий и сложный роман с каким-то весьма крутым опером из министерства. Увы, он был женат уже третьим браком. — А Вадечка как твой поживает?
— Никак.
— Что такое?
— Он мне устроил сцену под праздник и хлопнул дверью, — сообщила Катя.
— Если делает сцены, значит, любит.
— Ну да! Я вообще-то не слишком на его счет обольщаюсь.
— Думаешь, изменяет? — осведомилась Ира.
— Конечно.
— А как ты реагируешь-то? — спросила Ира. — Ну, на предполагаемые Вадькины измены?
— Да вот уж год как ищу, с кем бы мне тоже ему изменить.
— А Сереженька?
— За него я замуж собираюсь. И потом, у нас с ним все чисто платонически. Даже не целовались ни разу по-настоящему. Правда-правда. Он рыцарь, Вадьке мешать не хочет. А я его берегу на потом, как срок наступит, когда нельзя уже будет откладывать. — Катя вздохнула.
На этом их разговор прервался — Иру вызвали к зампрокурора.
Через две минуты она вышла.
— Все. Мучения кончились.
Они поехали к Кате. Ужинали, болтали, танцевали. Без кавалеров это было восхитительно! Можно было даже рискнуть канканом, но на это безумство их все-таки не хватило.
В десять Ира начала собираться домой.
— Оставайся ночевать, куда в такую позднотень! — пыталась уговорить ее Катя.
— Ты что! — Ира испуганно замахала руками. — А если он позвонит, а меня дома не окажется, знаешь, что будет! Он такой импульсивный. Лучше не дразнить гусей.
Катя проводила подругу до троллейбуса и вернулась домой. Она долго плескалась в ванне, вылив туда половину бутылки пены «Сирень», затем завернулась в махровый халат, выпила на ночь яблочного сока и легла в постель.
Ее разбудил звонок в дверь. Она включила лампу. Электронный будильник показывал половину второго ночи. Господи, да что же это такое? Она с опаской заглянула в глазок. Потом помедлила и открыла дверь. На пороге стоял Кравченко с букетом белых роз в сверкающем полиэтилене. Они молча смотрели друг на друга. Кате было холодно в одной ночнушке — из двери дуло. Кравченко медленно протянул руку ладонью вверх. Она не шелохнулась.
— Восьмое марта уже наступило, — молвил он. Рука его зависла в воздухе.
— Через порог нельзя, — сказала Катя тихо. Он вздохнул с каким-то странным облегчением, шагнул к ней, с грохотом захлопнул за собой дверь. От него снова пахло дымом, бензином и кожей. Букет белых роз упал на ковер. Следом упали тапочки Кати и свитер Кравченко.
* * *
8 Марта они отмечали втроем в кабаке «Млеты», что на Каланчевке. Его хозяин, толстый Вано, держал свое маленькое заведение в образцовом порядке. Туда приходили только «друзья Вано». Там не было ни пиджаков от Версаче, ни галстуков «в собаках», ни бритых затылков. «Друзья Вано» в основном принадлежали к одной весьма серьезной конторе и не любили чужих и случайных.
У Вано играл маленький грузинский оркестр и была исключительно грузинская кухня. Мещерский и Кравченко заказали «Хванчкару», и все трое отдали ей должное так, что возвращаться домой пришлось в пешем строю. Заботливый Вано отобрал у Кравченко ключи от машины.
— Завтра отдам, бэспутный, — прогудел он. — Дэвушку бэрегите.
Катя послала ему воздушный поцелуй.
Глава 16
УБИЕННЫЕ МЛАДЕНЦЫ И ОТЕЧЕСКИЕ ГРОБЫ
К Могиканину договорились ехать после обеда. С утра у Кати, едва не опоздавшей на работу после праздничных приключений, нашлось срочное дело.
— Детоубийцу поймали в Сергиевске, — сообщил ей Горелов. — Звони Дроздовой скорее.
