«Здрасьте, я Ваня Иванов с первого канала, у нас передача выходит в эфир „Мир земноводных“, хотим эмблемой вашу скульптурку взять». Я, мол, за ней и приехал. Я-то под шарами был, отдал бы не глядя!
Спасибо, Толька Лаврик, покойник: «А что у вас за передача? А какой телефон на студию? А где документы ваши?» Пиджак-то ноги в руки — и к двери. Жулик, ворюга! — Глазки Кролика Роджера так и вспыхивали. Я уж потом тут с ребятами мозговал: не мафия ли с Толькой посчиталась за то, что он мне «Ящерицу» сохранил? А? Как считаете?
Катя никак не могла понять, дурачок он или только прикидывается.
— Мафия? — Мещерский закусил губу, оттененную черной полоской усиков. — А что, какие-то проблемы? Были, Паш, да? Наезды? Может, на Светку глаз кто из крутых положил, не замечал?
Могиканин-Кролик, кряхтя, полез в холодильник за новыми бутылками.
— Я тебе вот что скажу. Тебя Серега зовут, да? А тебя? Катя, Катя-Катарина... Со Светкой нечисто дело. Не-чи-сто. Только молчок, между нами. — Он на миг зажмурил глаза. — Вы интерес в этом деле имеете или так, ради любопытства?
— Я, как криминальный обозреватель, веду самостоятельное расследование, — ответила Катя. — Об этом деле в газетах будет написано. Твою фамилию упомянем, работы перечислим, укажем адреса выставок.
В темных глазках Кролика Роджера сверкнул и погас огонек.
— Та-ак, лады. Лады.
— Слушай, а зачем вам цех гальванический? — Катя наконец-то задала вопрос, который мучил ее вот уже полчаса.
— Медью скульптуры покрываем. Видишь, оттенок какой? — Он ткнул пальцем в сторону авангардистской «Ящерицы». — Это медь. Я сам все делаю. Освоил весь процесс. Дешево и сердито.
— А медь где берете? — спросил Мещерский.
— Да лом подкупаем разный. Проволоку, болванки.
— И штыри, наверное, да? — как бы невзначай спросила Катя.
— И штыри... Хотя нет, почему штыри? — Кролик вдруг резко вскинул голову. — Хотите взглянуть, для чего мне Светка позировала?
— Конечно! — Лицо Мещерского отразило живейший интерес.
— Аида в гальванику!
Они вернулись к корыту с сульфатом меди. Катя косилась на него с опаской: Бог его знает, еще утопит, с собаками не найдут!
— Громоздкие у тебя, Паш, агрегаты. Это все привезти ведь надо! Транспорт сейчас кусается, — говорил Мещерский. — Тут, пожалуй, грузовик нужен.
— Мы с фирмой одной завязались, — пояснил коротышка. Он возился в углу, где стояли торчком гигантские картонки. Катя, приглядевшись, поняла, что это распрямленная коробка из-под большого телевизора «Самсунг», из коробки получилось нечто вроде картонных ширм, отгораживающих часть помещения. — Фирме зальчик отделывали, потолки навесные пришпандоривали — подрабатываем мы так иногда, — неслось из-за коробки. — А они нам «газельку» напрокат отстегнули. А ванну эту я на барахолке в Медведкове купил. На верхний багажник притаранил и сам довез за милую душу.
— Слушай, Паш, у тебя не «жигуль», случаем? — оживился Мещерский. — А то мне совет нужен.
— Не-а, у меня «москвичек», родительский еще. На «жигуль» бабок не накопил.
— У «Москвича» проходимость лучше, — гнул свое Князь. — А в общем, по нашему бездорожью вообще на тракторе надо ездить. По магистрали еще сносно, а как съедешь, то... Я тут на одном проселке в двух шагах от Каменска так застрял, что хоть криком кричи.
— Да, там места гиблые, знаю, бывал. Вот тебе и рядом с Москвой. Ведь не ремонтируют же ничего! — Коротышка, пыхтя, убрал самсунговые «ширмы». — Вот, любуйтесь, только она не закончена. У нас с Красильниковой еще два-три сеанса должно было быть.
Катя напряженно разглядывала конструкцию. Она выглядела гораздо более неуклюжей, чем прежние поделки, и состояла из двух предметов: жестяной овал на членистых ногах, к скругленным концам приварены длинные заостренные спицы, впереди овала в металлическую подставку вделали нечто вроде железного стебля с грубым подобием соцветия на верхушке.
— Это, наверное, «Медный цветок»? — осведомилась Катя осторожно.
— Это?! Это «Кентавр, преследующий нимфу»! — Коротышка обидчиво засопел и, словно для подтверждения своих слов, встал рядом с конструкцией. — Вот не думал, что моя аллегория так трудно угадывается! Мне казалось, что все лежит на поверхности!
— А зачем тут эти штуки? — Катя указывала на спицы. Они так и притягивали ее к себе. Украдкой она пыталась измерить их толщину. Рана диаметром с полтинник, вспомнились ей слова Сергеева. Нет, эти гораздо тоньше, хотя...
— Это фаллический символ. Человек-конь, полуживотное-полубожество. Все в двойном размере. Его желания, его мощь, его потенция мной наглядно отражены и...
— Света позировала тебе для нимфы? — перебил Мещерский.
— Мне никак не удавалось уловить движение, с которым самка инстинктивно отпрядывает от самца — продолжателя рода, сеятеля новой жизни, и я хотел...
— Что делает самка? — переспросил Мещерский.
— Отпрядывает. Ну, понимаешь, как дикая кобылица, прыжок — и в сторону. И лесом, лесом, вниз по склону мчится, преследуемая, нагая, трепещущая... — Кролик Роджер закатил глазки к небесам, заглядывающим в его мастерскую сквозь тусклую стеклянную крышу. — Бегство, страсть, желание. В этом бездна фрейдистского. Папаша Зигмунд говаривал...
— Да, да, конечно, но все здесь настолько стилизовано, мне кажется, — быстро перебила его разглагольствования Катя. — Тебе именно Света нужна была в роли этой гонимой и преследуемой нимфы? А с другими натурщицами ты не пробовал работать до нее?
— Конечно, работал. Светка тогда на мели сидела, ну и подработать хотела. А я вещичку одну загнал на Арбате, деньги в кармане звенели. Отчего ж подружке не помочь? Она только сварки боялась. Все в черных очках сидела. Глаза берегла. Да... Жаль мне ее. Славный она была человечек. — Коротышка тяжело вздохнул. — Там ведь несчастный случай произошел, да?
— Пока не известно, несчастный или, нет. — Катя исподтишка следила за его реакцией. — Даже убийство подозревают.
— Да я так оперу и говорил в отделении с самого начала! — вскипел коротышка. — Ну, когда мы с Толькой заявлять пошли. Три дня Светки нет — ни дома, ни у меня, ни в театре. Где она, спрашивается?
Где, а?
— Значит, ты сразу на убийство подумал? — спросил Мещерский.
Кролик-Могиканин махнул рукой.
— Пошли еще пивка хлебнем.
В мастерской он плюхнулся в продавленное соломенное кресло, словно в океанскую волну. Катя и Сергей уселись на краешек софы.
— Света была приличной девушкой. Вот что я вам скажу, — мрачно изрек коротышка. — Не блядью, не подстилкой. Вообразить, что она три дня с кем-то вертится, я просто не мог. Да и планы у нее были. Пропала она вечером в четверг. Это я точно знаю. Потому что утром она ко мне заглядывала — часок мы с ней поработали, потом она куда-то заторопилась. Сказала, что завтра в восемь снова заскочит. И все, исчезла — ни слуху ни духу. А она, если обещала утром в восемь, в лепешку бы расшиблась, а пришла. Значит, что к тому времени ходить-то она уже не могла. И если действительно ее убили, то убили ее либо в четверг, либо в ночь с четверга на пятницу.
