— Он мне не приятель.
— Разве? А он о вас говорит не иначе как «мой близкий доверенный друг Вова».
Удойко дернулся.
— Я у него в доверенных сроду не ходил. Колосов удивленно приподнял брови.
— Как же так? А деликатные поручения?
— Какие еще поручения?
— А знакомства-то различные? Вы вот, насколько нам известно, знакомили Артура Берберова со всеми, с кем он жаждал пообщаться. Он вас просил, и вы шли навстречу. Ведь он просил об этом? Колосов слегка повысил голос. Удойко поднял голову. Молчал тупо.
— Он просил вас, не так ли?
— Да. Просил. — Слова брякнули, словно медяки об пол.
— С кем именно?
— С Красильниковой.
— Это мы установили еще в прошлый раз, еще с кем?
— С Ленкой Беленькой.
— С Берестовой. Так. При каких обстоятельствах? — Никита облокотился на стол. Он убрал все служебные бумаги в сейф. Стол был гладкий, голый. Прямо глаз радовался такому рабочему месту.
— Ну.., он как-то прошлой зимой спросил, нет ли у меня знакомой девушки-блондинки. Чтоб была обязательно маленькая и приезжая, чтоб в театре кой-что секла. Я тогда как раз с Беленькой сошелся и...
— А с какой целью он хотел познакомиться с блондинкой, он вам сказал?
— Сказал, что.., что ему нужна новая модель для демонстрации костюмов. Характерная модель.
— И вы его с ней познакомили. Где, в магазине?
— Нет, он подъехал к «Улью». Я Ленку вывел, посадил в машину.
— И дальше было что? — спросил Никита.
Художник вздохнул.
— Пьян я был, точно не помню. Они потолковали о чем-то и уехали куда-то. А я остался.
— Вы Берестову впоследствии в магазине на Кузнецком видели?
— Нет. Я, правда, туда не скоро забрел — месяца через три или больше.
— И судьбой ее у Берберова не интересовались? Удойко отрицательно покачал всклокоченной головой.
— Какая машина у Берберова?
— "Жигули" — «девятка», черная.
— Гараж у него есть?
— "Ракушка" возле дома на проспекте Мира.
— Та-ак... — Никита побарабанил пальцами по столу. — Еще с кем при вашем посредничестве познакомился Берберов?
— Из девушек больше ни с кем.
— Вы такую Киру Куколку на Кузнецком не встречали? Ночную бабочку и знойную женщину?
— Нет.
— Нет?
— Нет. — Удойко честно посмотрел Никите в глаза.
— За Беленькую он вас как-то отблагодарил? — продолжал Колосов.
— Что вы имеете в виду? Что я деньги, что ль, за нее, как альфонс, получил? — вспылил Удойко.
— Упаси Бог. Альфонс! Я и слова-то такого не знаю. — Никита прищурился. — Но вы ведь получили от него деньги.., в долг, разумеется, а?
— Ну! — Удойко вспыхнул. — Неделю спустя у меня действительно с бабками напряженка была и...
— И он вас великодушно выручил. Ясно. И какой суммой?
— Пол-"лимона", сто баксов, короче, дал.
— Ясно-понятно. А когда вы, как честный российский джентльмен, спустя год пожелали вернуть должок, он засмеялся, сказал, что это — мелочи, какие, мол, счеты между друзьями, и мимоходом попросил узнать для него один телефончик, да? Так было дело?
Художник опустил голову. Щеки его побагровели.
— Да.
— Когда точно он попросил вас узнать телефон Лавровского?
— Суббота это была, да, суббота, недели две-три назад. Сказал, что ему нужен актер Лавровский — ему-де Красильникова о нем говорила. Срочно нужен, просил его телефон. Я у Пашки в книжке нашел телефон «Рампы». Продиктовал ему. А он: «Старик, некогда мне, будь другом, звякни ему сам туда, узнай хотя бы, там ли он». Я позвонил, ответили — Лавровский вечером будет в клубе, каком-то «Стойле», не помню точно, и телефончик дали. Я Артуру позвонил, передал номер. Он поблагодарил.
— Вы, значит, Лавровскому в клуб вечером не звонили? — уточнил Никита.
— Нет. — Удойко криво усмехнулся. — Да и откуда мне? В общаге телефона нет, а ходить я тогда не мог. Я почему ту субботу запомнил? Мы тогда с одной девочкой-пейзажисточкой так все праздновали, так праздновали...
Никита достал пачку сигарет, предложил собеседнику. Тот вытащил одну. Они закурили.
— А что вы почувствовали, узнав о смерти Красильниковой, Лавровского и Лены Беленькой? — спросил Никита задушевно. — Вас обеспокоило это, поразило?
Удойко молчал.
— Вас посетили какие-то сомнения, да?
— Да. — Ташист нехотя бурчал себе под нос. — Сомнения.
— Насчет чего?
— Ну, что это они все вдруг пропали. Вы сказали — две женщины, с которыми я был знаком, убиты.
Туг и святой обеспокоится.
— Но вы забеспокоились не на свой счет, а на счет своего приятеля, так?
— Так.
— А он?
— Он послал меня на...
Колосов улыбнулся: ташист приврал. В том телефонном разговоре Берберов нецензурных оборотов не употреблял.
— И вас это разозлило?
— Да.
— Очень разозлило?
— Очень.
— И вы устроили разборку в магазине?
— Устроил. Меня посадят? — Удойко впился в Никиту взглядом.
— Видите ли, статья сто двенадцатая УК — нанесение побоев, не в пример более легкая, чем сто вторая — убийство при отягчающих. И срок там мизерный.
Удойко скорбно вздохнул.
— И потом... — Колосов улыбнулся уголком губ. — ВАМ это и любой адвокат скажет. У этой статьи есть одна особенность. Нанесение побоев в результате личных неприязненных отношений обычно относят к делам частного обвинения. А дела частного обвинения при благоприятном исходе обычно прекращаются за примирением сторон.
Удойко хлопал глазами.
— То есть как?
— Ну, если Берберов не будет жаждать вашей крови, а я думаю, ему сейчас будет просто не до вас, он может написать заявление о том, что полностью с вами примирился и не имеет никаких претензий.
— И что? — прошептал Удойко.
— И все. Счастливый хеппи-энд. — Колосов ослепительно улыбнулся. — Это вам и любой адвокат скажет. Только...
— Только что? Что? — Ташист весь обратился в слух.
— Только надо сделать так, чтобы ему стало не до вас. Он сейчас живет, в ус не дует, вас вот послал. А вы ему осложните среду обитания. А как это сделать? — Никита прищурился. — Надо рассказать все то, что вы сейчас рассказали мне, следователю в прокуратуре и, если потребуется, ну, в случае, если он снова посылать вас станет, подтвердить свои показания на очной ставке. Вы меня поняли, Владимир?
