До того момента Никита видел слонов только по телевизору. А этот был живым, огромным, серым, как дом. Слон был отгорожен мощными стальными брусьями, вкладывающимися в специальные стенные пазы. Они и образовывали импровизированное стойло. Когда слона выводили на манеж или на прогулку, два бруса просто снимали, открывая тем самым выход.
Колосов увидел маленький злобный глаз, сверлящий его из сумрака стойла. Слон покачал головой, затем ухватился хоботом за верхний брус и начал с лязгом и грохотом трясти его, стараясь вырвать из пазов. Никита смотрел на его ноги — колонны, огромные ступни. Если такая махина наступит, то…
— Элефанты — создания впечатлительные и ранимые, Никита Михайлович, с ними нельзя так вот по-варварски, наскоком, — за спиной Колосова возник запыхавшийся администратор Воробьев. Видимо, ему все уже сообщили. — Гена, а может быть, тебе показалось, а? Может быть, ты ошибся и там нет никого? — обернулся он к Коху.
Но кто-то уже вскарабкался на ангар и заглядывал внутрь через люк. Ему передали карманный фонарик.
Пятно света заскользило по полу, густо застеленному соломой, по серой слоновьей спине и вдруг уперлось во вместительную кормушку у стены, где была навалена копна сена. И тут Колосов да и все остальные увидели в сене сначала голые ноги, а потом что-то яркое, полосатое, сине-красное — платье, халат?
Слон затрубил и вдруг резво побежал по загону, стараясь дотянуться до них цепким хоботом. Цепь, которой он был прикован за вделанное в стене кольцо, угрожающе натянулась.
— В цирке у нас есть правило, которое все, даже опытные и сведущие в нашей профессии люди, свято соблюдают, — сказал Колосову Воробьев, когда они в смятении отступили к выходу. Воробьев внимательно и настороженно следил за Линдой. — К незнакомому слону и слону возбужденному подходить категорически воспрещается!
— Но это же ваше животное, дрессированное, так и уберите его! Там труп, вы что, не понимаете? — взбесился Колосов. — У вас тут цирк или… Вот вы с этого вот расстояния при таком освещении способны опознать потерпевшую?
— Нет, но… Линда потому-то так и возбуждена, она чувствует, она все понимает… Она просто неверно сейчас истолковывает наши намерения. Она пытается защитить от нас… В стаде слоны никогда не бросают больных или раненых сородичей!
— Липский приехал! — возвестил кто-то со двора, и сквозь толпу, окружавшую слоновник, протолкался пожилой хрупкий мужчина модного вида — в белых брюках, камуфляжной жилетке и черных очках, что вконец доконало Колосова.
— Это ваше животное? — рявкнул он на Липского.
— Это мое животное.
— Выведите его немедленно вон! Произошло убийство.., или несчастный случай. Сейчас приедет опергруппа, нам нужно работать.
— Я понимаю, я постараюсь. — Липский сунулся в ангар, но затем, вдруг словно что-то уловив в настроении слона, остановился. — Нет, сейчас это невозможно. Нужно подождать, пока она успокоится.
Если я сейчас попытаюсь, она может вырваться — цепь оборвет, сломает загородку загона. А тут люди, животные. Это опасно.
Липский говорил все это быстро, толково, но…
Колосов обвел глазами лица цирковых и.., так, приехали: дрессировщик боится своего слона!
— Дядя Филя, ты же мне сто раз твердил: кто в карты играть садится, к проигрышу должен быть готов. Кто взялся со слонами работать, пусть готовится к тому, что от слона и погибнет, — это внятно, громко произнес Генрих Кох. Подтекст поняли все — Липского прямо обвиняли в трусости. Тут сквозь толпу протолкался тот брюнет, что приехал на мотоцикле. Он отодвинул Коха в сторону — «Да помолчи ты!» — и обратился к Колосову:
— Вы должны повременить с осмотром.
— А вы кто такой, простите? — осведомился Никита.
— Валентин Разгуляев, я здесь работаю.
Это имя значилось на афише со львами… Колосов смерил укротителя взглядом. Разгуляев был старше, выше и производил впечатление физически очень сильного человека. В другое время он показался бы даже симпатичным мужиком — у него было мужественное лицо, но…
— Произошло убийство или несчастный случай, — повторил Колосов.
— Вы осмотрите слоновник, как только животное успокоится.
— А кто же его успокоит, раз ваш артист отказывается даже в стойло войти? Быть может, вы возьметесь? — И тут он услышал, как за его спиной кто-то сказал рядом стоявшему администратору Воробьеву:
«Говорил же, что номер надо Коху передать. Липский совсем кураж потерял. Позор-то какой, при посторонних!»
— Пожалуйста, я прошу вас. Не стоит пороть горячку. Подождите, это не займет много времени.
Слоны очень эмоциональны, но они быстро устают. — Разгуляев положил руку на плечо Колосову. Рука была тяжелой. Видимо, легкой рукой с дрессированными львами не справиться. — Нужно проявить терпение и выдержку. Они справятся с ситуацией. — Он кивнул, чтобы двери слоновника закрыли. Туда чуть погодя зашли Кох и Липский. Именно эти двое, как впоследствии отметил Колосов, и остались наедине с бездыханным трупом и слоном в течение доброго часа, пока «справлялись с ситуацией».
Тем временем из Стрельненского ОВД приехала опергруппа — оперативники, судмедэксперт, следователь прокуратуры. Все, посовещавшись, терпеливо ждали. Чего? — Элефанты в цирке только играют роль «слона» — этакого умного, доброго, толстокожего создания, — вещал говорун-администратор слушавшим его с напряженным вниманием (черт возьми, ведь не каждый день доводится выезжать на происшествия в слоновник!) сотрудникам милиции. — На самом деле характер слона непредсказуем. С самцами в цирке, например, вообще запрещено работать, только с самками. Но и слонихи бывают неадекватны. Лет пятнадцать назад, кажется, в Самарском цирке произошел инцидент — слониха убила вахтершу, хотя та регулярно ее кормила, ухаживала за ней. Ударила об стену! Ее в зоопарк отдали, на манеж уже не рискнули выпускать, но и там она за служителями порой настоящую охоту устраивала. Пришлось ее цианидом отравить. А что сделаешь? Силища-то какая, да умножьте это на ярость! Вполне возможно, что и с Линдой что-то происходит. Она стареет, характер портится…
— Значит, вы допускаете, что это несчастный случай: слон убил женщину и затащил ее к себе в стойло? — встревоженно спросил следователь прокуратуры.
— Я не могу этого исключить. И в это мне гораздо проще поверить, чем в то, что у нас тут, в цирке, в нашей семье профессиональной, произошло смертоубийство!
«Черта с два! — подумал Колосов. — Второе убийство, Пал Палыч, тут у вас, второе за неполные пять дней. И слон ваш тут…» — он многозначительно глянул на Баграта Геворкяна — тот стоял в толпе. Разговаривал с каким-то типом в мятом спортивном костюме, именуя его Рома. Никита пощупал в кармане наручники: как только этот чертов слон угомонится и они войдут в ангар, осмотрят тело, опознают в погибшей Илону Погребижскую, он наденет на ее муженька эти вот «браслеты» — это для начала. А потом, уже в отделе милиции, в камере предварительного заключения, вытащит из него на свет божий и всю эту нехитрую цепочку: Севастьянов — Илона — Клиника — кабаре «Тысяча и одна ночь» — Геворкян.
