Колосов ни с какими допросами пока не торопился. Слушал эксперта, следователя прокуратуры, своих коллег, очевидцев. И в который раз задавал себе два вопроса, которые с самого приезда в цирк не давали ему покоя. Первый: правильно ли он поступил, сконцентрировав все свое внимание лишь на некоторых главных фигурантах? Ведь цирковая труппа насчитывает свыше ста человек. И второй, особенно навязчивый: для чего, собственно, накануне убийства Погребижской в цирк пожаловал Клиника и его охрана?
Вчера этот вопрос он так и не прояснил. Сейчас он вообще вспоминал весь вчерашний «инцидент» с холодным бешенством. Он приехал в цирк с твердым намерением допросить Разгуляева. А этот синеглазый наглец открыто над ним издевался! С допросом, естественно, пришлось повременить. Дрессировщик был ранен. Воробьев, Липский — все в один голос настаивали, чтобы он немедленно ехал в травмпункт, а если понадобится, в Москву, к какому-то знакомому врачу.
И они слиняли! Никита ничего не мог поделать — Разгуляев и точно нуждался в медицинской помощи Правда, рана оказалась неопасной, раз он уже сегодня снова должен был выйти на манеж, но вчера так не казалось.
А Клиника… С Консультантовым вообще у них вышел какой-то причудливый разговор. Никите даже показалось, что его пристально изучают, словно персонажа некой новой параноидальной «честной игры» На вопрос, что делает Консультантов в цирке, Клиника только плечами пожал — то есть как это что? Это моя собственность. И ты же сам, начальник, в прошлую нашу встречу изумлялся, как же это я, владелец и акционер АО «Арена», до сих пор еще ни разу не побывал в его брезентовых стенах?
Вчера подобные объяснения удовлетворили Колосова (честно признаться, после того, как он побывал в клетке с леопардами, начальник отдела убийств был слишком взвинчен, чтобы что-то там анализировать "и размышлять). Но сегодня, когда здесь произошло уже третье убийство, он…
Итак, если взглянуть на все это под несколько иным углом: Консультантов появился в цирке как раз перед убийством той, которая напрямую была связана с его врагом, а затем вынужденным компаньоном — Севастьяновым. И Колосов как раз в этот момент ее допрашивал. Правда, допрос мало что принес нового.
Но ведь кто-то, Клиника например, мог этого и не знать. О том, что Илону допрашивают, в цирке всем было известно. Колосов ведь и не скрывал этого.
Могли донести и Консультантову. Положим, он пытался обезопасить себя от ее показаний, а следовательно…
Но ведь, кроме Клиники, под подозрением и Геворкян, и Разгуляев, и, возможно, еще кто-то, кто пока держится в тени…
Сейчас очередь была за так называемыми «активными оперативно-поисковыми» мероприятиями. Шел повальный обыск. Но Колосов и стрельненские сотрудники уже сбились со счету, сколько раз они обыскивали этот чертов цирк!
Результатов обыска нетерпеливо ожидала и Катя.
Вот сейчас, сейчас они отыщут футболку, сравнят группу крови… Она глазами поискала в толпе Разгуляева. Вон он — с ним сотрудники розыска. Вот все они направились к его гардеробной.
Осмотр окончился. Катя ждала. Как? Ничего?!
Никакого оперативного движения? Как же это? Они что, слепые, не заметить такую улику!
— Сережа, я не понимаю, они… — зашептала она Мещерскому — Ты все сказал Никите?
— Сказал, не волнуйся.
— А отчего ж.., отчего у них вид, словно этой улики нет?
Мещерский хмурился. Он знал Лишь одно: смысла происходящего они с Катей уловить не могут.
И тут к ним подошел один из стрельненских сыщиков. Вроде бы для обычной процедуры — переписать имена и фамилии свидетелей, а также их адреса и телефоны.
— Никита Михайлович просил вам передать, — шепнул он, раскрывая блокнот, становясь под фонарем, чтобы свет падал на лист. — Поезжайте в отдел.
Ждите его там. Он просил, чтобы вы обязательно его дождались. Ваша как фамилия? — это уже было заявлено громко и строго официально.
Глава 25
«ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ»?
— Катя, ты, кажется, хорошо печатаешь на машинке?
Это был первый вопрос, который задал Колосов, переступив порог кабинета в Стрельненском отделе, где они его ждали. Был третий час ночи. Они уже просто извелись от тревоги и нетерпения Мещерский семь раз звонил в Москву Кравченко. А тут вдруг — такие вопросы!
— Вы задержали Разгуляева? — воскликнула Катя. — Черт возьми, вы нашли футболку? Там кровь или не кровь?!
— Кровь. — Никита держал в руках папку, он вытащил из нее какой-то документ, положил перед Катей. Но она так устала и изнервничалась, что даже букв уже не различала.
— Значит, вы нашли футболку в гардеробной. Слава богу, — вздохнул Мещерский с облегчением. — А мы подумали, что .
— Мы нашли футболку в мусорном баке на задворках львятника, — ответил Колосов.
— То есть? Как она туда попала? Когда?! — Мещерский круто обернулся:
— Катя, ты же сказала — в вагончике!
Катя закрыла глаза рукой — какой яркий свет от этой чертовой настольной лампы. Странно, новость не оказалась для нее громом среди ясного неба. Она ждала чего-то подобного. ПОДЛЯНКИ.
— Вы сделали экспресс-анализ? — спросила она тихо.
— Сделали. Кровь. Первая группа. Но все дело в том, что у них у всех первая — у Погребижской, Петровой и… Разгуляева. И у Воробьева, между прочим, тоже. — Колосов говорил, а сам листал справку, словно искал в ней что-то нужное.
— Подожди, а откуда вы так быстро узнали, какая группа у Разгуляева? — удивился Мещерский. — Вы что, его раньше проверяли? Никита вздохнул: группу крови дрессировщика и администратора ему назвал и документально подтвердил цирковой фельдшер всего час назад. Он объяснил начальнику отдела убийств, что травмы на манеже — дело обычное. И в обязанности фельдшера входило не только оказание немедленной помощи пострадавшим, но и хранение, и накопление сведений медицинского характера — «анамнеза», как он учено выразился, — на абсолютно всех членов труппы.
Колосов не стал сообщать Кате и Мещерскому, какое жгучее разочарование испытал, узнав, что эта улика оказалась на поверку не такой уж и убойной.
Футболку первоначально предъявили на опознание артистам труппы. И никто (никто!) из опрошенных не признал в ней вещь, принадлежащую конкретному лицу. «Вроде видел», «Кажется, видел», «Не помню точно» — все ответы оказались одинаковыми. Сам Разгуляев отпираться не стал: да, это моя вещь. На вопрос — откуда на футболке кровь, только плечами передернул: что же вы меня спрашиваете? Не на ваших ли глазах, уважаемый Никита Михайлович, меня в клетке порвали? Не на ваших ли глазах мне была первая помощь оказана и я в травмпункт уехал? Он небрежно засучил рукав черного трико (это был, как отметил Никита, другой, не вчерашний сценический костюм, располосованный леопардом), продемонстрировал тугую повязку. С внутренней стороны предплечья на белой марле проступило бурое пятно.
