Выгоды для клиентов часто меняются, когда продукты распределяются по другим каналам, даже если единственное очевидное изменение – именно «канал», по которому предложение доходит до потребителя. Например, просмотр сериала через Hulu отличается от его просмотра по обычному телевидению. Традиционное телевидение имеет линейный характер: передачи показывают в запланированное время; их выбор весьма ограничен из-за отсутствия свободного времени; любимый фильм часто перебивается рекламой, рассчитанной на самую массовую аудиторию, – это можно назвать пассивным и почти коллективным просмотром. В отличие от этого, смотреть передачи через Hulu можно в любое удобное время, вы получаете доступ к огромному ассортименту видеопродукции, реклама подается с учетом особенностей пользователей – то есть просмотр становится более индивидуальным, деятельным и интерактивным. Предоставление и тех и других преимуществ выставляет новые требования к производителям контента. Например, чем больше Метрополитен-опера проводит одновременных трансляций, тем больше придется приглашать оперных певцов, умеющих работать на камеру и хорошо выглядящих на крупном плане. В этих и других отношениях передача Гелба «Прямая трансляция из Мет» обязательно изменит оперный рынок.
Также вероятно, что новые технологии приведут к созданию более масштабных блокбастеров. Оперный жанр известен своим консерватизмом: в то время когда Гелб обдумывал, продолжать ли ему проводить прямые трансляции, большинство крупных оперных театров имело репертуар XVIII–XIX веков (Моцарт, Верди, Пуччини). За последние двадцать лет всего двадцать шесть опер попали в список лучших десяти постановок по версии Национальной ассоциации оперных театров США и Канады (Opera America), причем американская опера была представлена только «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина; ни одна современная опера не попала в этот список
{229}. Поскольку прямые трансляции, как надеется Гелб, привлекают новую молодую аудиторию, у оперного театра может появиться искушение предлагать ей более разнообразный и свежий репертуар. Но пока проект находится на такой стадии, что зрителей, приходящих «на оперу» в кинотеатры, вполне устраивают те постановки, которые популярны среди традиционной театральной публики, – немногочисленные «блокбастеры», прошедшие испытание временем («Кармен», «Богема» и «Травиата»). Объяснение этому мы найдем в первых опросах: многие зрители из кинотеатров – обычно люди неискушенные, не являющиеся записными театралами
{230}. Концепция «естественной монополии» Макфи говорит нам, что непостоянные потребители обычно падки до самых популярных продуктов. Поэтому и так пользующаяся чрезмерной популярностью история любви Кармен и Хозе в интерпретации Метрополитен-оперы станет еще большим хитом во всем мире.
Но на оперном рынке намечаются более серьезные изменения. В начале 2000-х годов существовало около 180 американских оперных театров с общей валовой выручкой в 720 миллионов долларов
{231}. В показателях посещаемости и доходов наблюдалась большая концентрация: на четыре самых успешных театра приходилось почти 50 % доходов отрасли, а бюджет Метрополитен-оперы был почти в четыре раза больше, чем у театра, занимающего второе место, – Оперы Сан-Франциско
{232}. Переворот, который произвела программа прямых трансляций, по всей вероятности, еще повысит этот уровень концентрации и тем самым усилит общую структуру рынка, где «победитель получает все». Чтобы понять причину, нужно рассмотреть, какие конкурентные позиции занимают крупные и небольшие оперные театры. Театры первого эшелона получат от новой цифровой дистрибуции наибольшую выгоду на рынке. Почему?
Во-первых, лишь несколько оперных театров мирового уровня могут позволить себе необходимые вложения в такого рода проекты. Возможно, со временем затраты, связанные с одновременными прямыми трансляциями, резко снизятся: ведь именно к этому обычно приводит прогресс в цифровых технологиях. Но в наши дни разовые затраты на такое мероприятие превышают один миллион долларов (основную часть этой суммы составляет аренда съемочного оборудования и затраты на оплату труда), и поэтому программа по типу «Прямой трансляции из Мет» для большинства оперных театров просто не по карману.
Во-вторых, лишь несколько театров способны приглашать и удерживать на своей сцене оперных звезд мирового масштаба. В Метрополитен-опере работают десятки оперных певцов и музыкантов, оплата их труда превышает 30 % общих расходов театра. На рынке оперных талантов наблюдается очень высокая концентрация: чтобы стать профессиональным певцом, нужно десятки лет учиться вокалу, языкам и актерскому мастерству, но лишь у немногих складывается длительная успешная карьера. Согласно Ирэн Дэлис, бывшей солистке Метрополитен-оперы, успеха добивается лишь «один из пятнадцати тысяч оперных певцов»
{233}. Но те, кто становится звездами, – будь то Рене Флеминг или Джойс ДиДонато – могут получать по 15 тысяч долларов или больше за один оперный спектакль, а у самых востребованных звезд количество выступлений иногда доходит почти до пятидесяти в год. Самый знаменитый и высокооплачиваемый оперный певец последних десятилетий – Лучано Паваротти, – по разным данным, к концу 1980-х годов зарабатывал по 100 тысяч долларов за сольный концерт; по слухам, выступая в составе знаменитого трио с Пласидо Доминго и Хосе Каррерасом, он заработал 10 миллионов долларов
{234}. Помимо звезд-исполнителей существует отдельная когорта музыкальных руководителей и дирижеров – элита оперного мира, – они занимают особое место в работе оперных театров. Многие посвящают свою творческую жизнь одному театру или нескольким, например Джеймс Ливайн был музыкальным, а потом художественным директором Метрополитен-оперы более двадцати лет. Оперные исполнители и дирижеры, которые всецело овладели своей профессией, в одинаковой степени завоевывают как сердца публики, так и деньги спонсоров. Они приобретают большое влияние в оперном мире, что вынуждает театры вступать в яростную конкурентную борьбу за привлечение их внимания. В самом выгодном положении, разумеется, находятся наиболее состоятельные театры, и именно они выигрывают битву за звезд мирового уровня.
