В 1999 году ABC распространила свою монополию не только на пиво, но и на вино, купив недавно приватизированную национальную винную компанию-монополиста Gianaclis. Это была очень прибыльная компания, надежно защищенная пошлиной в 3000 %, которой облагались импортные вина; ее прибыль составляла 70 % от продаж. В 2002 г. монополия снова поменяла хозяина: Заят продал АВС компании Heineken за 1,3 миллиарда египетских фунтов. За пять лет — 563 % прибыли.
Но и Мохамед Носсейр не всегда оказывался в проигрыше. В 1993 году он купил приватизированную El Nasr Bottling Company, у которой была монополия на бутилирование и продажу кола-колы в Египте. Связи Носсейра с тогдашним министром государственного бизнеса Атефом Эбейдом позволили ему совершить эту покупку практически в отсутствие конкурентов. Два года спустя Носсейр продал компанию за сумму, более чем в три раза превышавшую стоимость покупки. В конце 90-х был еще один пример попыток привлечь частный сектор: приватизация египетской киноиндустрии. И вновь благодаря политическим связям лишь две семьи смогли участвовать в подаче коммерческих предложений и имели право владеть кинотеатрами — одной из них была семья Савирис.
Египет сегодня — бедная страна. Не столь бедная, как большинство стран к югу от него, в Черной Африке, но все же около 40 % египтян очень бедны и живут меньше чем на два доллара в день. Есть большая ирония в том, что, как мы видели ранее (стр. 61–62), в XIX веке именно в Египте была предпринята поначалу успешная попытка институциональных изменений и экономической модернизации: это было в правление Мухаммеда Али, который запустил процесс экстрактивного экономического роста, продолжавшегося вплоть до аннексии Египта Британской империей. За время британского правления зародился комплекс экстрактивных институтов, которые продолжали действовать и тогда, когда власть в 1954 году перешла к египетским военным. Наблюдался некоторый экономический рост, делались инвестиции в образование, но большинство населения практически не имело экономических возможностей, в то время как новая бизнес-элита получала прибыль благодаря связям с властью.
Эти экстрактивные экономические институты и в этом случае опирались на поддержку институтов политических. Президент Мубарак планировал основать собственную политическую династию и готовил своего сына Гамаля к роли преемника. Этому плану не суждено было осуществиться лишь благодаря падению режима Мубарака в начале 2011 года во время так называемой «арабской весны». Во времена Гамаля Абделя Насера, первого лидера Египта после революции 1952 года, в экономических институтах, казалось, можно было проследить некоторые черты инклюзивности: государство сделало более доступной систему образования и предоставило людям некоторые возможности, которых не было при предшествующем режиме короля Фарука. Но это был всего лишь очередной пример неустойчивости, возникающей при соединении экстрактивных политических институтов с определенной инклюзивностью экономических.
Неизбежным следствием, проявившимся в ходе правлении Мубарака, стало то, что экономические институты сделались более экстрактивными, и это отражало процесс перераспределения политической власти в стране. «Арабская весна» была в определенном смысле реакцией на этот процесс. И это верно не только для Египта, но и для Туниса. Три десятилетия экономического роста в Тунисе при экстрактивных политических институтах обернулись противоположностью, когда президент Бен Али и его семья стали все больше обогащаться за счет экономики страны.
Почему бедные страны становятся бедными
Страны терпят экономическую катастрофу в результате действия экстрактивных институтов. Эти институты оставляют бедные страны в бедности и не дают им встать на путь экономического роста. Сегодня это видно на примере Африки (Зимбабве и Сьерра-Леоне), Южной Америки (Колумбия и Аргентина), Азии (Северная Корея и Узбекистан), Ближнего Востока (Египет). Эти страны совсем не похожи одна на другую. Некоторые из них находятся в тропиках, некоторые — в умеренных широтах. Некоторые были британскими колониями, а некоторые — колониями Японии, Испании или России. У них очень разные истории, языки и культуры. Но у них есть одно общее — это экстрактивные институты. Во всех этих случаях причина существования таких институтов — интересы элиты, которая использует их для сохранения власти и собственного обогащения за счет большей части общества. Разная история и различные социальные структуры, сложившиеся в этих странах, приводят к различиям в природе национальных элит и особенностях экстрактивных институтов. Причина долговечности этих экстрактивных институтов всегда заключена в механизме порочного круга, а результат их действия всегда один — процесс обнищания народа идет во всех этих странах, хотя его интенсивность может быть различной.
Например, в Зимбабве элита — это окружение президента Роберта Мугабе и ядро партии ЗАНУ-ПФ, возглавившей некогда антиколониальное движение. Элита Северной Кореи — это клика, собравшаяся вокруг Ким Чен Ына, и коммунистическая партия. В Узбекистане — президент Ислам Каримов, его семья и его оставшиеся с советской эпохи соратники. Эти группы, очевидно, очень разные, и эти различия, наряду с разнообразием государств и экономик, которыми они управляют, приводят к тому, что специфические формы, принимаемые экстрактивными институтами, оказываются разными. Например, поскольку Северная Корея была создана в результате коммунистической революции, в качестве политической модели там принято однопартийное руководство. Хотя Мугабе и пригласил в 80-х годах северокорейскую армию в Зимбабве для расправы со своими оппонентами в Матабелеленде, корейский тип экстрактивных политических институтов неприемлем для Зимбабве: Мугабе, пришедший к власти на волне борьбы с колониализмом, приходится маскировать свою диктатуру выборами, хотя на какое-то время ему и в самом деле удалось выстроить однопартийное государство. Противоположная ситуация сложилась в Колумбии, в которой выборы проводятся на протяжении долгого времени и выборный процесс исторически сложился как способ перераспределения власти между либералами и консерваторами.
Не только природа элит оказывается различной, но и их численность. В Узбекистане Каримов смог поставить под свой контроль остатки советского государства, что дало ему в руки сильный инструмент для подавления и уничтожения альтернативных элит. В Колумбии отсутствие авторитета у центральной власти в регионах естественным образом привело к образованию раздробленной элиты — на самом деле элит так много, что периодически они принимаются уничтожать друг друга.
Как различия истории и социальных структур приводят к различиям в облике элит и особенностей политических институтов разных стран, так же различаются их экономические институты. В Северной Корее инструменты экстракции были позаимствованы из стандартного коммунистического набора: отмена частной собственности, государственное регулирование сельского хозяйства и промышленности.
В Египте полковник Насер, сосредоточивший в своих руках единоличную власть в 1954 году, создал, как его многие называют, социалистический военный режим. Во время холодной войны Насер встал на сторону Советского Союза и начал экспроприировать иностранную собственность — например, национализировал Суэцкий канал, находившийся в то время под управлением Великобритании, а также большую часть экономики. Однако положение дел в Египте в 50-х и 60-х годах существенно отличалось от такового в Северной Корее 1940-х. В КНДР было гораздо проще создать экономику по радикальной коммунистической модели, поскольку Ким Ир Сен мог экспроприировать японские активы, имея перед собой в качестве образца экономическую модель китайской революции.
