Принимая во внимание тот факт, что институты Османской империи были в высшей степени абсолютистскими и экстрактивными, легко понять причины настороженности султанов по отношению к книгопечатанию. С помощью книг распространяются идеи, и в результате население становится все труднее удержать в узде. Хотя некоторые из этих идей могут оказаться полезными с экономической точки зрения, другие будут противоречить существующему политическому и социальному порядку. Кроме того, книги уменьшают влияние тех, кто контролирует изустную передачу знаний, ведь книги делают знание доступным любому, кто освоил искусство чтения. Это грозит подорвать существующий порядок вещей, при котором распространение знания находится под контролем элит. Османские султаны и религиозный истеблишмент боялись того созидательного разрушения, которое стало бы результатом распространения знаний. И они решили запретить книгопечатание.
Промышленная революция стала переломным моментом для подавляющего большинства стран. Некоторые государства, такие как Англия, не только разрешали, но и стимулировали свободную торговлю, индустриализацию и предпринимательство — и их экономика быстро росла. Многие — например, Османская империя, Китай и другие абсолютистские режимы — значительно отстали от первой группы государств, так как их правительства препятствовали развитию промышленности или по крайней мере не поощряли его. Политические и экономические институты этих стран выработали определенную реакцию на технологические инновации, вновь и вновь воспроизводя привычный алгоритм взаимодействия существующих институтов и точек перелома. В результате эти институты вступали во все больший конфликт с экономическими перспективами.
Османская империя вплоть до своего краха в конце Первой мировой войны оставалась абсолютистским государством и таким образом была способна успешно противостоять или препятствовать инновациям, таким как книгопечатание и его следствие — созидательное разрушение. Причина того, что экономические изменения, подобные происходившим в Англии, не коснулись Османской империи, — это естественная связь между экстрактивной, абсолютистской политической системой и экстрактивными экономическими институтами. Абсолютизм — это форма правления, не стесненная законами или оглядкой на волю других людей, хотя в действительности абсолютные монархи правят, опираясь на поддержку небольших групп элиты. В России XIX столетия, к примеру, царь был абсолютным властителем, опиравшимся на дворянство, составлявшее около 1 % населения. Эта узкая группа выстроила политические институты таким образом, чтобы они укрепляли ее влияние. В России не существовало ни парламента, ни политического представительства вплоть до 1905 года, когда царь учредил Думу. Впрочем, скоро были урезаны и те скудные полномочия, которыми первоначально она была наделена. Неудивительно, что экономические институты были экстрактивными и были организованы таким образом, чтобы обеспечить как можно большее благосостояние для царя и дворянства. Основой этого общественного устройства, как и многих других экстрактивных экономических режимов, была система принудительного труда и тотального контроля, в данном случае — в особенно порочной форме русского крепостного права.
Абсолютизм был не просто формой политического устройства, препятствующей индустриализации. Хотя абсолютистским режимам несвойствен плюрализм и они боятся созидательного разрушения, многие из них представляли собой централизованные государственные системы — по крайней мере, достаточно централизованные для того, чтобы обеспечить действенность запрета на инновации, в том числе книгопечатание. Странам же вроде Афганистана, Гаити или Непала даже в наши дни не хватает политической централизации. В Черной Африке ситуация еще хуже. Как мы показывали ранее, без централизованного государства, способного обеспечить порядок, соблюдение определенных правил и обеспечение прав собственности, инклюзивные институты появиться не могут. В этой главе будет описано, что во многих субсахарских регионах (к примеру, в Сомали или Южном Судане) серьезнейшим барьером на пути индустриализации стало отсутствие какой-либо формы политической централизации. Без таких естественных предпосылок ростки индустриализации не имеют никакого шанса пробиться к свету.
Абсолютизм и недостаток централизации (или слабая централизация) — это два различных барьера на пути развития промышленности. Но они также связаны между собой: оба поддерживаются, с одной стороны, страхом перед созидательным разрушением, а с другой — осознанием того факта, что процесс политической централизации часто ведет к укреплению абсолютизма. Сопротивление политической централизации мотивируется теми же соображениями, что и сопротивление инклюзивным политическим институтам: прежде всего страхом утраты политической власти (в данном случае — в пользу более централизованного государства и тех, кто его контролирует). Как мы видели в предыдущей главе, в процессе политической централизации в эпоху Тюдоров различные местные элиты Англии стали требовать права голоса и представительства в национальных политических институтах. Они рассматривали это как компенсацию за утраченное политическое влияние. В результате был создан более сильный парламент, который в конце концов открыл дорогу инклюзивным политическим институтам.
Но во многих других случаях происходит ровно противоположное: процесс политической централизации приводит к установлению еще более жесткого абсолютизма. Это хорошо видно на примере установления абсолютизма в России. Петр Великий, правивший в 1682–1725 годах, основал новую столицу, Санкт-Петербург, вырвав таким образом власть из рук старой аристократии — московского боярства. Приступая к созданию современного бюрократического государства и модернизации армии, он распустил боярскую Думу, посадившую его на престол, и ввел «Табель о рангах» — совершенно новую социальную иерархическую систему, в основе которой лежала государева служба. Он также поставил под контроль Церковь, как это сделал в свое время Генрих VIII при централизации английского государства. В ходе этого процесса политической централизации Петр отбирал власть у других институтов и концентрировал ее в собственных руках. Его военная реформа привела к мятежу старой царской гвардии, стрельцов. За Стрелецким бунтом последовали другие — Башкирское восстание (1704–1711) и мятеж Кондрата Булавина (1707–1709). Однако все они были разгромлены.
Усилия Петра Великого в деле политической централизации России увенчались успехом, а оппозиция его реформам была подавлена, однако во многих других странах мира победили силы, противостоявшие укреплению централизованного государства (подобные российским стрельцам) и видевшие в этом укреплении угрозу собственному могуществу. Недостаточная централизация привела к укреплению различных экстрактивных политических институтов в этих странах.
В этой главе будет показано, как многие страны, не сумевшие ответить на важнейшие вызовы промышленной революции, оказались за бортом прогресса и не смогли воспользоваться преимуществами, которые сулило развитие промышленности. Это случилось по разным причинам — в результате действия абсолютистских и экстрактивных политических институтов, как в Османской империи, или же из-за отсутствия политической централизации, как в Сомали.
Небольшая разница, большое значение
В течение XVII столетия абсолютизм сдал свои позиции в Англии, однако укрепился в Испании. Кортесы, испанский эквивалент английского парламента, имели не более чем формальное значение. Фундамент государственного здания Испании был заложен в 1492 году, когда в результате брака королевы Изабеллы и короля Фердинанда объединились королевства Арагон и Кастилия. В этом же году завершилась и реконкиста — долгий процесс вытеснения мусульман с Пиренейского полуострова. Арабы и берберы завоевали эти области еще в VIII веке, и в ходе многовекового правления мусульман в Испании расцвели большие города — Гранада, Кордова и Севилья. Последнее мусульманское государство на Пиренейском полуострове, Гранада, как раз и покорилось христианам в том же году, когда объединились Арагон и Кастилия, а Колумб достиг Американского континента и провозгласил над новыми землями суверенитет Изабеллы и Фердинанда, финансировавших его плавание.
