За игрой молча наблюдал белобрысый мальчик лет пяти. Он сидел на кожаных баулах для клюшек, брошенных на траву. Заметив незнакомых мужчин, он забеспокоился, побежал к отцу. Баюнов потрепал его по затылку, охранник тут же взял мальчика за руку и отвел в сторону.
— Добрый вечер, — поздоровался Лизунов. Было видно, что они с Баюновым друг друга знают. И довольно неплохо. Колосов и Обухов кивнули.
— Добрый, — Баюнов-Полторанин окинул их быстрым взглядом: кто такие? Откуда?
Двойная фамилия и кличка Баюн, на взгляд Никиты, этому человеку совсем не шли. Перед ними был плотный, рыхлый сорокалетний мужик. Виски его тронула первая седина, лицо было смуглым, угрюмым и, в отличие от расплывшейся фигуры, худым, почти изможденным. На лице этом Никита не заметил ни тени вальяжности, превосходства или хамства, а только лишь сосредоточенность и какую-то безысходную, тяжелую печаль. Лицо Баюнова преображалось, лишь когда он обращался к сыну.
— Новости уже, наверное, знаешь, — констатировал Лизунов.
— Какие новости? — Баюнов неловко держал в руках клюшку-паттер из черного дерева с металлической головкой. Они стояли в десяти шагах от лунки.
— Значит, новостей не знаете? — спросил и Обухов. — Не в курсе?
Баюнов тяжело глянул на него, сказал нехотя:
— Мне позвонили с рецепции, сказали — приедут из милиции. Ну? Приехали. Дальше что?
— Дальше убийство Клыкова. Знаете такого? Или впервые слышите? — Обухов с любопытством смотрел, как охранник пакует клюшки в чехол. Поманил его пальцем, а когда тот подошел, вытащил из чехла одну из клюшек — ниблик, взвесил на руке, примерил для удара.
— Ну, знаю такого. — Баюнов говорил без всякого выражения.
— И знаешь, что замочили его. Твоя работа? — Лизунов прищурился.
— Нет.
— А чья же? — Обухов по-хозяйски вытащил из чехла оранжевый мячик. — Чья?
— Я его не убивал.
— Ну, не сами, конечно. — Обухов кивнул, быстро скользнул взглядом по клюшке, мячику, лунке, дорогому белому спортивному костюму Баюнова и остановился на его сыне, который, задрав голову, тревожно смотрел на них. — Зачем такому, как вы, умному, бывалому человеку, отбывавшему срок, и неоднократно, делать это собственноручно? Можно просто кому-нибудь позвонить, намекнуть. И... был Клыков — и нет его.
Баюнов молчал, причем так, что явно давал понять: они несут несусветную чушь.
— Нет, Никита, ты видишь? — Обухов неожиданно обернулся к Колосову, стоявшему чуть в стороне. — Как это в старом фильме было? «Вы же знаете МОЙ метод. Я никогда ни в чем не признаю себя виновным».
— А тут пока не в чем признавать себя виновным, — Колосов посмотрел на Баюнова. — Даже если Клыков убит вами, у нас нет доказательств.
Повисла крохотная зловещая пауза. Лизунов нарушил ее первый, весьма фальшиво засмеявшись.
— Ну, ты меня, Виктор, знаешь. И я тебя знаю не первый год. Оба мы не вчера на свет родились. — Фраза прозвучала как липкий шаблон из милицейского боевика, но, видимо, только шаблон мог донести до лидера местной ОПГ то, что хотел сказать ему начальник местной криминальной милиции. — Пока ты меня не доставал, я к тебе тоже особо не цеплялся. Так? Так. Но Клыкова я тебе на тормозах не спущу. Учти.
— Да не трогал я его, — раздраженно огрызнулся Баюнов. — Можешь думать что хочешь. Наплевать. Я до него пальцем не коснулся.
Они беседовали просто, без обиняков, как свои люди. Никита видел это. В маленьких городках не валяют ваньку друг перед другом, когда дело идет о таком дрянном деле, как умышленное убийство. Лизунов-Пылесос давно уже, несмотря на свой относительно юный возраст, усвоил, как именно должен говорить начальник милиции о нераскрытом преступлении с местным преступным авторитетом. Все дело и вся хитрость были в шаблонах и традициях.
— А кто же его тогда прикончил? Кто? — холодно рявкнул Лизунов. — Он же твой был, в доску твой, с твоих рук ел.
— Понятия не имею. Поклясться, что ли?
— Здоровьем сына? — Это тихо, вкрадчиво ввернул Обухов. — Славный какой мальчишечка. Только вот, — он ласково погладил белобрысую головку ребенка и затем поднял глаза на потемневшее лицо Баюнова, — только в мамочку, наверное, пошел, вроде на тебя не очень похож?
Скулы Баюнова стали коричневыми. На коже проступили пятна, их очень трудно было принять за румянец — даже ярости.
— Уходите, — отрывисто приказал он охраннику. — Шура, иди домой, ладно?
— А ты? — Мальчишка еще сильнее заволновался.
— И я. Сейчас. Уведи же его, — повторил он охраннику. — Два раза просить?
Тот хотел взять ребенка за руку, но мальчик не дался, спрятался за отца.
— Да погоди ты. — Лизунов нахмурился. И это «погоди» относилось не к Баюнову и не к охраннику, а к Обухову. — Когда ты, лично ты узнал, что Клыков мертв?
— Сегодня утром, — ответил Баюнов после паузы.
— А ты в курсе, что Ленька Бык слинял? В офисе его нет, в «Пчеле» два дня с собаками ищут. Баюнов молчал.
— Он мог это сделать? Ну, поссорились они там, не поделили что-то. Без твоего ведома мог? Баюнов отрицательно покачал головой.
— А с вашего ведома? — снова вклинился Обухов. — Сделал бы легко, да?
— Где он может быть сейчас, тебе известно? — Лизунов словно не слышал подвоха коллеги.
— Понятия не имею.
— А зачем Клыков оказался здесь, в городе? Ведь он вроде бы прежде сюда к тебе не приезжал? Или приезжал?
Никита (в допрос он не вмешивался — какой смысл?) наблюдал за ними со стороны. И выводы по ходу беседы делал следующие: на их «что», «как» и «почему» этому типу наплевать и растереть. Быть общительным и откровенным насчет убийства он явно не намерен. Он их ни капли не боится. Но при этом болезненно, до странности болезненно реагирует на любое их замечание о ребенке.
— Он ко мне приезжал, — сказал Баюнов — Все равно ты это установишь, если целью задашься. Он приезжал сюда, в «Бор». Доволен? Все ко мне?
— А зачем? — спросил Лизунов.
— Это наши дела. Гостиничный бизнес.
— Бизнес? У вас? — Обухов вроде несказанно удивился — Да ну? А что же, если у вас бизнес, вы, гражданин Баюнов, себе такие длинные каникулы здесь, в этом европейском раю, устроили? С какого числа вы тут баклуши в гольф бьете?
— Я здесь с двадцать девятого апреля. — Баюнов положил руку на плечо сына.
— И на заднице все здесь на одном месте сидишь. Редко выезжаешь, носа за ворота не кажешь. — Лизунов усмехнулся. — Скрываешься, что ли, от кого?
— А ты что, за мной следишь?
— Ну зачем? Просто фигура ты у нас заметная. Слухи ползут по городу: Баюн живет в «Бору», у Островских на харчах. Наверняка от кого-то прячется.
