Никита... Притворная его злость разом улетучилась. Что-то в голосе Новосельского заставило его насторожиться и сразу переменить тон.
— Ну ладно. Ладно, я погорячился... А ты тоже хорош гусь. — Он хмыкнул. — Раз уголовный розыск тебя вызывает, значит, вопросы к тебе возникли.
— Какие вопросы? — Новосельский выжидательно уставился. — Вы же поймали убийцу!
— Мы поймали, — Никита самодовольно кивнул. — Но тел пока не нашли. Ни девушек, ни Славина.
— Мне очень жаль. Но я-то какое к этому имею отношение?
— Но ты же ходил с ними в Съяны!
— Я? Ах, ну да... Ну и что? Это же бог знает когда было!
— Слушай... как там тебя, Антон? Антон, неужели не понимаешь, нам сейчас любые показания могут помочь. — Колосов теперь говорил вроде даже смущенно, словно стыдясь своей прежней вспышки. — Подозреваемый-то нем как рыба, да еще и с мозгами у него швах. Нет мозгов-то, слышал уже, наверное. Сам ничего не расскажет. Ну, я, когда вызывал тебя, надеялся, что ты — друг Славина, знакомый девушек — можешь помочь нам, рассказать о них.
— Да я все уже рассказал, что знал! Меня сразу после того, как они пропали, допрашивали!
— А про Съяны ты тогда умолчал.
— Я просто не думал, что это важно.
— Важно, Антон, очень даже важно. — Колосов по-отечески оправил на Новосельском задравшийся свитер, даже пылинку стряхнул. — Ты на меня, парень, зла не держи. Погорячился я. Ну и расслабился немножко — пятница ж... А тут тебя за столиком увидел, ну и закипело все — такой-сякой, не явился, проигнорировал. Ну, хочешь, я извинение по полной форме принесу?
— Да ладно, чего там, — Новосельский пожал плечами. — И я тоже хорош. А про Съяны... Да меня тогда никто и не спрашивал толком про них!
Если бы при этой беседе присутствовала Катя, она бы напомнила Новосельскому, что это не совсем так, но Катя не присутствовала, а посему...
— Куда они, по-твоему, могли ходить в этом подземелье? — спросил Колосов. — Вы вот в Большой провал ходили с проводником. А что девушек там еще интересовало, не помнишь?
Новосельский молчал. Тогда Никите казалось: обдумывает вопрос, вспоминает.
— Вера от этих пещер тащилась просто. Она вообще все такое необычное, чудное любила, — сказал наконец Новосельский. — Это она нас завела с тем спуском. Узнала, что у Мэри парень какой-то там диггер, что ли... Он нас и повел в Большой провал, хотели там посидеть, так, небольшой пикничок... Вера, правда, не туда сначала рвалась, но этот тип наотрез отказался.
— А куда она рвалась? Новосельский насмешливо фыркнул:
— Конечно, в пещеру Луноликой. Есть там один грот легендарный. Камера Царицы называется. Но проводник нас туда не повел, а повел в Большой провал, там, сказал, лучше.
— Слыхал я про грот. — Никита вспомнил подземелье с камнями и крестами на стенах. — А что же Веру Островских там так привлекало? Часом, не встреча с привидением?
Новосельский снова усмехнулся:
— Ну, это у них с Машкой была вроде такая игра. Исполнение желаний. Она мне рассказывала: якобы, если там в пещере сказать вслух свое самое заветное желание и окропить своей кровью жертвенник, все непременно сбудется. Вера нам про Тунис рассказывала — отдыхала там с отцом. И там вроде есть такие пещеры, она их называла — заговоренные, зачарованные.
— А ее желание... заветные желания насчет чего были, часом, не в курсе? У тебя с ней, Антон, как вообще было — любовь или так, неформальное общение? Слухи ходят, что ты ее другом был?
— Да, мы дружили. А потом... — Новосельский запнулся. — А потом поссорились.
— Перед самыми майскими праздниками? — вкрадчиво спросил Колосов. — Из-за этого ты и уехал тридцатого числа?
— Да, я решил, что нам стоит побыть врозь. Я хотел... Но я же не знал, что все так получится! Что их убьют!
Колосов смотрел на собеседника. Снова в тоне Новосельского ему почудилось что-то... Что? Он решил выяснить.
— Значит, ты с самого начала подозревал, что это убийство, а не несчастный случай?
Новосельский словно спохватился, что сболтнул лишнее:
— Я? Что вы! Почему я должен был это подозревать? Я ничего не знал. Я думал... Но к чему эти вопросы, я не пойму никак. Вы же уже поймали убийцу, его же будут за это судить!
— Угу, будут, а потом в дурдом сплавят. — Никита пока решил не давить на него, не спугивать преждевременно. — Так мы говорили насчет желаний... А что, по-твоему, Маша Коровина могла для себя попросить у этой вашей Луноликой? Ну, если предположить, что они действительно отправились к ней в пещеру в Вальпургиеву ночь?
Новосельский хмыкнул, пожал плечами. Он сразу успокоился от столь абсурдного вопроса, даже бледно улыбнулся.
— Ну, не знаю, трудно сказать. Только не то, чтобы Андрюха Славин ей руку и сердце предложил. Он и так совсем ручной был, как собачонка за ней таскался. Я ему сорок раз говорил: так нельзя, надо заставить себя уважать. Пусть она за тобой бегает, не ты.
— Выходит, ты со своей Верой так себя поставил, что она за тобой бегала? — простодушно спросил Никита. А про себя мысленно сравнил Веру Островских, виденную на фото в ОРД, и этого провинциального Ди Каприо. — А что, девочка славная была, перспективная. Невеста богатая. Папа-то у нее какой, а? Как говорится, весьма повезло бы тому, кто... Тебе могло повезти, парень. И крупно. Ну ладно, что теперь толковать... С твоих слов примерно ясно, что твой друг Андрей мог для себя попросить в качестве своего самого заветного... Ну а Вера? Что она могла желать?
— Чтоб отец ее с Ларисой-мачехой развелся, — быстро ответил Новосельский. — Больше всего на свете она этого хотела. Она его за это возненавидела.
— Отца? За что?
— За то, что женился.
— А все говорят, вроде она была любящая дочь?
— От любви до ненависти... — Новосельский философски усмехнулся. — Она сама мне как-то призналась, что видеть его рядом с ней не может. Говорила: лучше бы он умер.
— Даже так? Ну а с мачехой тогда какие же у нее были отношения?
— Да никакие. Она и ее, наверное, ненавидела. Но отца сильнее. Простить ему не могла. Кстати, насколько я в курсе, двадцать девятое апреля как раз годовщина их свадьбы. Вера, по-моему, потому и дома-то не осталась, сбежала сюда к нашим.
— Слушай, Антон... Я вот чего спросить еще у тебя хотел. А ты сам их не пробовал искать?
— То есть? Я не понимаю.
Никита смотрел на его лицо. Они стояли на ступеньках «Пчелы» под кованым козырьком, спасаясь от моросящего дождя. В свете уличных фонарей лицо Новосельского снова было похоже на лицо встревоженной женщины.
— Ты сюда на своей машине приехал? — спросил Никита, чуть помедлив. — Говорят, крутая у тебя тачка. Не покажешь?
