Никита видел: москвичи, хоть и важничают, хоть и скрытничают по своему обыкновению, намек его насчет объединения дел в одно производство поняли и проглотили. Но пока еще думают. «Пока эти раздумья будут тянуться, — думал он, — моя задача искать „крота“ в казино. Возможно, это та самая нить к Хванчкаре, которую по своему делу они так и не смогли нащупать».
Вернувшись к себе в кабинет, он занялся текущими делами. Просмотрел бегло рапорты негласного наблюдения за квартирой Таураге на Мытной, а также за... выпущенным на все четыре стороны из Скарабеевского ГОМ (опять же под «наружку») Газаровым-Алигархом. Удивительно, что следователя Сокольникова даже не пришлось уговаривать. Утром перед совещанием он тихонько отозвал Колосова в сторонку и объявил ему, что «рассмотрел все собранные на Газарова доказательства, счел их недостаточными для предъявления ему обвинения в убийствах и вынужден был отпустить подозреваемого», обязав его явкой к следователю по первому же вызову. Говоря все это, Сокольников как-то подозрительно косился в сторону, и было ясно, что без прямого указания представителей Генпрокуратуры он никогда бы не пренебрег свидетельствами пяти охранников казино, на которые так уповал в самом начале. Но Колосов и вида не подал, что понял, откуда ветер дует. Сказал, что одобряет полностью шаг следствия, и, в свою очередь, информировал Сокольникова, что скарабеевские оперативники сразу же установили за фигурантом наружное наблюдение:
Читая сейчас ночные рапорты «наружки», Колосов узнал, что прямо из Скарабеевского ИВС Газаров уехал в Москву, вышел на станции метро «Октябрьская», откуда пешком добрался до Мытной улицы. Когда Эгле Таураге на частнике приехала домой из бара с улицы Суворова, Газаров уже ждал ее. Ночь они провели вместе и, по данным наблюдения, на одиннадцать часов утра все еще квартиру не покидали.
Колосов перешел к опросам соседей Таураге по коммуналке. Они в один голос подтверждали то, что Газаров постоянно проживает в квартире и что в моменты посещения Эгле братом Витасом между ним и Газаровым, а также Эгле часто происходили шумные ссоры. Соседи не раз слышали, как Витас обвинял свою сестру в том, что она потакает своему сожителю во всем, что он обирает ее до нитки и живет за ее счет, как «проклятый паразит».
Колосов отметил весьма любопытную деталь: Витас в присутствии соседей всегда скандалил со своей сестрой не на родном литовском наречии, а по-русски, словно специально, чтобы все в квартире знали, что он думает о сожителе Эгле и как к нему относится.
Никита закурил и задумался. Катино вчерашнее впечатление об этой девице он узнал еще в машине, когда они с Биндюжным подвозили ее домой. И комбинацией этой он, что греха таить, был разочарован. Он и сам толком не мог объяснить, чего ждал qt этих «смотрин», какой такой кристальной ясности...
Вчера Катя изложила ему свои впечатления об Эгле Таураге: красива, добра, вроде бы простодушна и откровенна, натуральная блондинка, очень пластична, обладает, судя по одежде, неплохим вкусом и... влюблена до беспамятства в Газарова.
Катя так именно и сказала: влюблена до беспамятства и еще в доказательство прочла отрывок из каких-то стишков. На стихи, а также на разные цитаты, Никита давно в этом убедился, у нее была зверская память. Колосов вспомнил, что Биндюжный, так натурально исполнивший свою роль в баре, чуть со смеха не лопнул, услыхав, что Гогу-Алигарха в любовных мадригалах именуют «черным жемчугом» и «орлом».
Катя сделала ему сердитый выговор, чтоб «потише гоготал». И между ними чуть-чуть не вспыхнула уже настоящая ссора, потому что Биндюжный был человек вспыльчивый и гордый и, по его собственным признаниям, «выволочек ни от кого не сносил», даже от прежней, горячо любимой супруги.
О Салютове-старшем Эгле, по словам Кати, если и упомянула, так только вскользь, как о «хорошем человеке», который «ей помогает». А Колосов-то надеялся, что, пьяная, она проговорится об их отношениях, похвалится — вот, мол, какого я себе любовника отхватила. Он был уверен на двести процентов, что Эгле спит с Салютовым. И прячет эту свою связь от Алигарха. Но Катя этой его уверенности не разделяла. Сказала: нет, вряд ли. Ей, судя по ее глазам, никто, кроме этого парня, вообще не нужен.
По глазам... надо же... Определила, называется, экспертизу провела! Колосов хмыкнул, вспоминая. А говорила, что в ясновидцы не годится. Эх, женщины! Чему вы верите — глазам, слезам, стишкам про любовь... Нет, между красоткой-блондинкой и Салютовым явно должно что-то быть. Не могло не быть! Эгле ведь сама намекнула: помогает хороший человек. А это значит — что? Деньги дает. Ну а кто, скажите, даром отстегнет денег этакой куколке, с которой так красиво можно порезвиться?
Вот так примерно вчера в машине он и изложил Кате свои доводы по этому вопросу. И получил сухую отповедь: ты меня просил ее посмотреть, я посмотрела и поделилась своими впечатлениями. И не надо сейчас мне навязывать того, что я в этой женщине не увидела. Если ты такой умный, Никита, шел бы в бар с Биндюжным и сам бы смотрел.
И Колосов решил не спорить. Катя, надувшись, спросила, когда состоятся следующие «смотрины» Марины Салютовой? Он ответил уже без особого энтузиазма, что с ней дело гораздо сложнее. Судя по данным «наружки», сноха Салютова живет замкнуто в Ильинском и почти никуда из дома не выезжает.
Катя попросила ознакомить ее с данными наблюдения. Он обещал. На том и расстались. Катя вылезла из машины у своего дома. Никита сказал: «Спасибо за помощь». И получил в ответ: «Не за что, всегда пожалуйста!»
Сейчас, подумав, он все же отложил для Кати необходимые материалы по Марине Салютовой. Ладно, все равно придется разбираться с этой брюнеткой вместе...
Тут позвонили с КПП: кто-то срочно спрашивал Колосова. Никита поднялся — кого там еще принесло? Вроде он никого на сегодня не вызывал. В вестибюле за аркой металлоискателя он увидел Глеба Китаева. Шеф безопасности «Красного мака» снова выглядел чем-то до крайности встревоженным.
— Добрый день, Никита Михайлович, извините, что как снег на голову, но дело, поверьте, отлагательств не терпит, — сказал он, когда Никита вышел в проходную. — Нет, нет, не хотел бы говорить об этом в вашем кабинете. Давайте лучше поговорим в машине, я на Никитской припарковался.
— Что случилось? — спросил Колосов, когда Китаев потащил его на улицу.
— Валерий Викторович хочет срочно с вами переговорить, — шепнул Китаев, — он ждет в машине. Дело в том, что час назад ему позвонили из Генпрокуратуры и предложили... Нет, лучше он сам вам все скажет.
— А почему мне? Откуда такое редкое доверие? — хмыкнул Колосов.
— Он считает, что... Одним словом, вы произвели на него впечатление как профессионал.
— Чем же? Тем, что сынка его в прошлый раз сразу в камеру не сплавил?
Китаев только усмехнулся.
— Или тем, что сам Хванчкару упомянул? — спросил Колосов.
Китаев указал глазами на черный джип «Тойота-Круизер» с тонированными стеклами, припаркованный на углу.
— Возможно, оба эти обстоятельства повлияли, — ответил он. — Прошу, садитесь...
