49
Беньямин выглядел хуже, чем это показалось Томасу вчера. Его худое лицо с торчащими скулами напомнило Томасу лица заключенных концентрационного лагеря. А когда тот открыл рот и заговорил, Томас увидел, что в верхнем ряду у него отсутствует несколько зубов.
– Дай мне хотя бы передать за тебя конверт! – сказал Беньямин, показывая грязным пальцем на конверт в руке Томаса.
– Нет уж, спасибо, Беньямин. Я тебе вчера уже говорил, что должен передать его лично в руки.
– Потому что так приказал Фердинанд Месмер?
– Потому что слово есть слово, вот и все.
От зрелища грязного рабочего комбинезона на Беньямине Томасу стало тоскливо на душе.
– Что это с тобой, черт возьми, делается? Видок у тебя дерьмовый, да и пахнет от тебя, сказать правду, соответственно.
Беньямин потупился:
– Ты… Ты ничего не понимаешь в наших законах. Истинное учение требует от человека самопожертвования.
– Зато я понял, что в то время, как ты и все остальные живете в рабских условиях, другие, привилегированные, благоденствуют наверху, в замке.
Беньямин замотал головой:
– Я никому не завидую. Я не несу на себе Каинову печать, – заявил он. – Но я и не жду, чтобы человек посторонний понимал эти вещи.
– Так, значит, все, что тут происходит, делается добровольно?
– Ну конечно. – Беньямин посмотрел на Томаса с кроткой улыбкой. – Все, что мы делаем, делается с благодарностью за благую весть, которую принес нам Учитель, во славу Господню.
– Аллилуйя! – иронически докончил Томас. – Но почему же тогда весь участок огорожен каменной стеной с колючей проволокой и почему его патрулируют охранники?
– Ты все неправильно понял. Охрана нужна нам. Она ограждает нас от всякого зла извне, иначе оно бы нас захлестнуло. Они охраняют нас от Сатаны и всего того, от чего мы сюда бежали. Охрана – это часть общины, они живут наравне с нами.
– Ой, так ли?
– Да, некоторые из них вернулись со страшных войн с израненной душой. Но Учитель принял их и вывел на истинный путь.
– Как трогательно! Ну а как же дети?
– «Пустите детей приходить ко мне», – сказал Иисус. А здесь они просто вместе с родителями.
– Беньямин, они живут в ужасных условиях. Я же видел.
– Ты видел несчастных людей. Поверь мне, они жили гораздо хуже, пока не пришли и не постучались к нам. В «Гефсимании» мы принимаем всех отверженных, всех, кому никто не протянет руки`. «Гефсимания» – это то место, куда стекаются отбросы общества. И мы их подбираем.
– Подбираете, чтобы держать как рабов?
Беньямин только покачал головой:
– Все это часть очищения, великого изгнания бесов. Мы все должны через это пройти. Это совершенно естественный процесс.
Томас возмущенно тряхнул головой:
– Как тот, через который прошла Лиза?
Опершись рукой на спинку стула, Беньямин спросил:
– Если… если я расскажу тебе, что произошло с Лизой, ты тогда уйдешь отсюда?
– Нет. Но расскажешь ты мне или нет, я все равно это узнаю. И если ты имеешь к этому хоть малейшее отношение, то я приду за тобой, понятно?
– Ты… ты говоришь, как… как полицейский. Ты был раньше полицейским, так ведь? – Беньямин произнес это с таким трепетом, словно для него это имело большое значение.
– Было дело.
– Я тоже пробовал поступить… Много лет назад. Но… – Взгляд его затуманился.
Томас тяжело вздохнул:
– Так что же случилось с Лизой, Беньямин?
– О’кей. Я расскажу, – сказал Беньямин и сглотнул. – Это было еще на Бельгиенсгаде. В общине, куда мы с ней вступили. Так вот, Лиза там жила, и я тоже собирался туда переехать, и тогда…
– Это я уже знаю из твоих отчетов. Я читал и то, как вы затащили ее в подвал и приступили к этому издевательству, – намеренно жестко сказал Томас.
– Да нет же! Все было совсем не так. – В голосе Беньямина слышалось отчаяние. – Лиза была одержимая, и мы пытались ей помочь, избавить ее от одержимости.
– Руководил этим мероприятием Якоб, верно? Это он постановил, что она одержима?
– Это не делается по постановлению. Однако Учитель наделен особой прозорливостью. Он первым видит бесов.
– Это там, в подвале, вы влили ей в рот каустическую соду? Вы сделали это, чтобы очистить ее?
– Нет-нет. Совсем не то! Никто не сделал ей ничего плохого, могу поклясться.
– Вы всего лишь привязали Лизу. Ты сам написал, что так было, Беньямин.
– Да… Но только ради ее же блага, чтобы бес не заставил ее нанести вред самой себе. В нее вселился бес, он убивал ее. А Учитель спас ей жизнь. Он изгнал беса.
– И Лиза выздоровела? Ты это хочешь сказать?
Он кивнул:
– Да, Лиза выздоровела. И мы все за нее радовались. Мы славили Господа за то, что Он победил в борьбе со злом. Но…
– Что – но?
– Нас одолела гордыня. Хотя мы этого и не сознавали. Хотя и не думали, что милость Господня дана нам за наши заслуги. Несколько дней спустя, когда община собралась в саду, Лизе вдруг сделалось нехорошо. Я решил, что это жара виновата, и сказал ей, чтобы она шла в комнату и прилегла, там было прохладно. – Отсутствующий взгляд Беньямина был устремлен в пространство. – Она обняла меня, прежде чем уйти, и что-то невнятно пробормотала. Она говорила на языках. Но потом выяснилось, что это говорила вовсе не Лиза, а бес, который снова в нее вселился.
– Вот как? Так кто же напоил Лизу каустической содой? – спросил Томас ироническим тоном.
Беньямин не заметил иронии и ответил с улыбкой:
– Ты все понял? Лиза сама это сделала. Чтобы избавиться от бесовской одержимости. Она поняла, что бес иначе не уйдет. Что он так и останется в ней сидеть, если она не выгонит его силой.
– И никто ей в этом не помогал?
Беньямин помотал головой:
– Она нашла в себе достаточно храбрости. Сама отыскала в кухонном шкафу нужное средство. И не побоялась выпить. Кричала криком и пила. Когда мы прибежали, она каталась по полу от страшной боли, а щелочь продолжала ее сжигать. Но все равно в глазах ее мы видели радость избавления, они так и светились благодарностью.
– Однако же она кончила тем, что очутилась в закрытом психиатрическом отделении, – возразил Томас с тяжелым вздохом.
– Телом она там, а душа ее на небесах у Господа.
– Да ты нездоров, голубчик! – с изумлением воззрился на Беньямина Томас.
– А теперь уходи. Я все тебе рассказал.
