И с убийством этим было что-то такое, темное, оставившее на вполне светлой и прозрачной истории Двуреченска какое-то трудновыводимое (годами, памятью, временами, нравами) пятно.
Но старые истории Анжелу не интересовали. Она всегда старалась глядеть вперед. И глядела в оба.
Она вошла в подъезд дома Уткина (как раз почти напротив дома номер шесть). На месте этого дома когда-то стоял деревянный барак, где были коммуналки, в которых жили учителя. Барак тоже сгорел во время пожара. На его месте построили дом, и квартиры в нем распределяло РОНО. Уткин жил в этом доме уже почти девять лет.
Анжела поднялась на третий этаж, позвонила в его квартиру. Никто не ответил. Тогда она позвонила в соседнюю. Здесь проживало семейство Маслаченок. «Сама» преподавала в школе русский язык и литературу, супруг ее вкалывал на молокозаводе инженером-технологом. А дома всегда находилась мать-старушка, любопытная языкастая всезнайка тетя Галя.
– Кто тама?
– Тетя Галя, это я.
Анжелу старуха знала и как Аптекаршу, и как сожительницу завуча Уткина – видела в окно, как они вечером поднимались вдвоем в квартиру, а утром выходили вместе – он на работу в школу, а она домой к старикам-родителям завтракать, начинать новый день.
Старуха открыла дверь.
– Здравствуйте, что-то Кирилла дома нет, неужели все еще ищут?
– Цельну ночь искали и цельный день вчера, – старуха замахала руками, – там из школы народ собрался, и с завода – наш-то Иван и тот после смены пошел, все собрались, кто мог. А Кирилл бедный прямо с лица спал, черный весь с лица-то. Приехали они под утро на машине мокрые, грязные все – я в уборную вставала, видала из окна. Знать, все без толку… А часов этак в десять за ним опять приехали – на этот раз на милицейской машине. Он со мной во дворе столкнулся, я с Мушкой (это была старая болонка) гуляла. Сказал, если кто меня спрашивать будет, я в милиции.
– В милиции? – переспросила Анжела. – Опять он в милиции? Сколько уж раз был за эти дни.
– Заездили совсем мужика. А что, милая, правду в городе говорят, что завелся у нас этот, как его… маньяк-детоубивец?
– Я ничего такого не слышала, – ответила Анжела.
– А я слышала – народ шепчется, а народ, он того, он знает… А сейчас только что по кабельному по нашему мэр выступал – то да се, да будьте бдительны, граждане, да не оставляйте детей без присмотра. – Старуха покачала головой. – И надо ж такое дело. И с кем? Ведь такой тихий мальчик был Мишенька. Ясный, как ангелок, всегда вежливый, всегда послушный, как ягненочек безропотный.
Глава 17
«ЭРА ПЕДОФИЛОВ»
Катя подъехала к Двуреченскому отделу милиции, и отдел милиции встретил ее тишиной. Напряжение последних дней достигло апогея и медленно начало сходить на нет. Поиски, в которых участвовал весь личный состав, не увенчались успехом.
Кате пришлось подождать: дежурный был занят. Его осаждали двое, которых Катя тут же узнала. Ба! Господа репортеры – те самые говоруны из вагона-ресторана. Помнится, у них даже тема была для репортажа заготовлена, какое-то убийство столетней давности. А тут все перебила новая сенсация – пропажа ребенка. Но, прислушавшись, Катя поняла, что ошиблась.
– Этот ваш ветеран Сысоев, он с какого года работал в отделе? – допытывался у дежурного репортер с бородкой. – Нам нужен кто-то из ваших стариков, кто после войны…
– Из таких он, пожалуй, единственный остался. Он еще с моим отцом служил. Вот адрес его, – дежурный подал репортеру листок. – Он, насколько я знаю, после возвращения с фронта пришел в милицию году этак в сорок шестом. Сейчас ему восемьдесят семь уже стукнуло.
– Погодите, а этот поселок «Речник», где он сейчас проживает, это не поблизости от бывшей госдачи Жданова? – быстро спросил репортер.
– Почти рядом. У нас здесь на Валдае дачи Политбюро когда-то были. А вам откуда про это известно?
– Жданов и умер, кажется, на той самой даче в сорок восьмом году. – Репортер взмахнул листком. – А у вас в Двуреченске в этом же самом сорок восьмом произошло убийство артистов московского цирка, приехавших на гастроли. Кем работал в то время ваш ветеран Сысоев, не можете сказать?
– По-моему, он участковым начинал, а может, просто милиционером. Да вы у него самого спросите.
– С головой-то как у него? С памятью? Возраст все же – ого-го!
– Дядя Ваня мужик железный, это то еще поколение. Он в свои восемьдесят вовсю тут у нас еще моржевал зимой, на Крещенье в проруби купался.
Поблагодарив, репортеры отлипли от окна дежурки. Катя выждала, пока они уберутся восвояси. Значит, они все еще ту свою тему копать продолжают. Постойте, а что это была за тема такая? Они там, в ресторане, говорили о гибели какого-то фокусника или гипнотизера и его ассистентки. Как же фамилия-то его? Ва: нет, Во… Воланд, что ли? Нет, Валенти… И что-то было там еще – такое чудное… «В двери – прогрыз» – такая запись, по словам этих двух стрингеров, была в рапорте участкового. Не этого ли самого ветерана Сысоева, который в свои восемьдесят еще в проруби купался? И еще что-то там было. Что-то еще, похожее на то, что произошло здесь в эти дни.
«ДЕТИ БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗЛИ ЗА ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА ДО УБИЙСТВА. ИХ ИСКАЛИ ВСЕМ ГОРОДОМ. НО ТОГДА – ЗИМОЙ СОРОК ВОСЬМОГО ГОДА – ТАК И НЕ НАШЛИ».
Фраза, которую Катя забыла, которую и не думала запоминать, всплыла отчетливо – словно кто-то написал ее мелом на черной классной доске. Словно это была часть заданного, но не решенного еще урока…
А фамилия покойного гипнотизера из Валенти снова трансформировалась в Воланда. И к ней откуда-то – может быть, тоже с той же самой призрачной классной доски слетело, прицепилось, приклеилось намертво имя – Симон.
Симон, Симон, Симон Воланд. Нет, Валенти… Псевдоним для цирковой арены и – первое мужское имя, услышанное Катей здесь, в Двуреченске.
«Может, так и бывает в маленьких городах? – подумала Катя. – Может быть, здесь как раз все это в порядке вещей? Чехарда имен?»
Однако она явилась в милицию совсем по другому делу. Рисунок при ней. И он требовал, чтобы она действовала безотлагательно.
«А при чем здесь еще дача Жданова, на которой он якобы умер в сорок восьмом году?» С этим вопросом, замершим на губах, Катя наклонилась к окну дежурного. Для начала сунула в окно свое служебное удостоверение.
– Капитан милиции Петровская Екатерина Сергеевна, из Москвы.
– Вы что, из министерства к нам с проверкой? – Дежурный выпрямил стан, подтянул пивной живот и застегнул китель на все пуговицы. Взял со стола фуражку и надел, небрежным жестом проверил по козырьку «идеальность посадки».
– Я не с проверкой. Я здесь у вас отдыхаю в пансионате «Валдайские дали». Видите ли, я к вам по срочному делу. Мне нужно поговорить с кем-то из ваших сотрудников, кто занимается делами несовершеннолетних – из ПДН или из уголовного розыска, лучше, конечно, из розыска.
