– У мэра нашего, – второй паренек кивнул куда-то туда, за вокзал. – «Маде ин голанд».
– Вы какой язык в школе учите?
– Аглицкий.
– Произношеньице супер. Голландский, что ли, катер у вашего мэра? – хмыкнул мужчина в толстовке. – Мой круче. Приходите, пацаны, дня через два, опробуем мотор.
– Че, п-правда приходить? В натуре? Это на п-пристань, что ли? – спросил недоверчиво заика.
– Легче, черти, завалите ведь вещь! – не отвечая, взвился мужчина в толстовке. – Вот так, вот так – потихоньку, аккуратно. Вошло, встало в кузов, все.
Он вытер вспотевший лоб. И словно только что заметил Катю. А она давненько уже стояла, глазела, теряя попусту драгоценное время. Честно говоря, медлила она не от крайнего легкомыслия и рассеянности, просто… сочиняла в уме версию поприличнее, чтобы своим приездом не подлить масла в огонь Анфисиного сердечного пожара: «Надо ей что-то такое сказать, чтобы еще больше ее не взвинтить, а то она там и так вся на нервах».
– Жалкое зрелище? Забавляет вас? – спросил мужчина в толстовке. – Я катер купил, вот доставили по ЖД.
– Поздравляю.
– Не яхта Абрамовича, но мотор – сила. А вы из Москвы к нам?
– Отчего вы так решили?
– Уровень соответствующий – в смысле внешности и дорожного прикида.
Катя фыркнула, поправила на плече дорожную сумку. Неуклюжее кокетство сидело, как видно, у обитателей городка Двуреченска в генах, в печенке. Что ж, эту местную особенность надо учесть.
– Девушка, ну куда же вы? Вот так здрасьте, только познакомились, а вы сразу наутек от меня. Как я догадался, откуда вы? Так экспресс-то московский, не псковская вы, значит, и не дочь Вышнего Волочка. Вам что, такси надо? Такси, да? Они тут все сплошь бандиты, мафия, – парень в толстовке взмахнул руками. – Разденут-разуют. Вам куда, если не секрет?
– Мне в «Валдайские дали», – через плечо ответила Катя. Не остановилась, не замедлила шаг, хотя разговорчивый владелец катера скорее понравился ей, чем не понравился.
– О, «Дали» по местным меркам – это просто шикарно. Значит, в отпуск?
– У меня подруга там живет.
– Еще лучше. Значит, уже две москвички, – владелец катера совсем оживился. – То ни одной, а то сразу две. Я, между прочим, сам жил в столице. Хаять не буду – хороший город, сытый, крутой. А это вот Двуреченск. Столицу только по телику зрит – Кремль, Пугачеву с Галкиным, Малахова с Собчак. Спать укладывается рано, встает по заводскому гудку. Пьет, и не только по праздникам. Но, знаете ли, природа все искупает – рыбалка, грибы, ягоды. Я тут, например, торчу исключительно ради ягод. Ради клюквы болотной. Кстати, меня зовут Симон.
Катя направлялась к стоянке такси. За спиной ее галдели грузчики, хлопали какие-то железяки. Она, сторговавшись, уже садилась в старенький «жигулек», как к нему подрулило, подрезав и перекрыв выезд синее «Вольво». Симон высунулся из окна.
– Я как раз мимо «Далей» еду, – объявил он. – Это кто у нас за рулем? Эй, читланин, Серег, Паш, или как тебя? Ген? Сколько там тебе причитается? Сто? На, получи. И пулей – ее вещички ко мне в машину.
– Что это? – опешила Катя.
– КЦ. – Симон кивнул шоферу, и тот, спрятав сторублевку, ухмыляясь, потащил Катины вещи из багажника.
– Да я с вами не собираюсь никуда ехать!
– Почему? Я что, на пацака похож? Это они все читлане, сплошь мафия. Бандюки. А я тихий, смирный. Нет, если совсем серьезно, очень рад с вами познакомиться. И я рад быть вам чем-то полезным.
Катя покачала головой и сдалась. Если уж так ее чары неотразимы – что ж, это приятно. И потом он, этот Симон, довольно симпатичен. Не какой-нибудь там слесарь-пропойца, а хозяин катера, и машина у него не то что этот раздолбанный «жигуль», на котором и ехать-то по кривым местным дорогам, наверное, страшно.
Она устроилась на заднем сиденье. Только в машине она ощутила исходивший от Симона слабый запах алкоголя. И это в такую-то рань? И снова упрекнула себя: нельзя быть такой опрометчивой. Садиться в машину к первому встречному в чужом городе. Мало ли что он «понравился», они все, эти пройдохи, сначала нравятся, а потом…
– По правде говоря, мне не хотелось, чтобы вы ехали одна с кем-то из этих, что гужуются тут у вокзала, – сказал Симон, точно подслушал ее мысли. – Народ тут пестрый. И острый. И с приезжими порой не церемонится.
– Спасибо за заботу.
– Пожалуйста. Вы, кстати, так мне имени своего и не сказали.
– Екатерина.
Он одобрительно кивнул в зеркальце. У него был высокий лоб и широко поставленные темные глаза. Короткие кудрявые волосы колечками падали на лоб. На вид ему было за тридцать. Для Двуреченска он был, пожалуй, слишком даже живой и непосредственный в своем желании общаться.
– Вы здесь живете постоянно? – спросила Катя.
– Более или менее. Я дом тут купил. Думал, буду просто наезжать летом. Да вот как в апреле приехал, так и завис до сентября. Бизнес на компаньона бросил. Боюсь, наворотит он там дел без меня. А вы чем-то обеспокоены, ведь так? Вы сюда из-за подруги приехали?
– С чего вы взяли? – Катя ощутила смутную тревогу. Этот странный парень, как он угадал?
– Но это ведь правда?
– Да, то есть не совсем. Почти что. Но как вы определили?
– Не знаю. У меня иногда получается это самое. Того бандита на площади, таксиста, Генкой зовут, но я его имя, как видите, только с третьей попытки снял.
– Как это сняли, откуда?
– Из его подсознания, – Симон улыбнулся, – из мозгов. А, не берите в голову. Это я так, шучу. Хочется порой приколоться. Я ведь тут один живу. С домработницей. Домработница бабка Мирониха. Тетка мировая. Но лет-то ей уже под восемьдесят. Волком закукуешь с такой зазнобой. А тут утро ясное, мне катер притырили наконец-то – сколько ждал. И бац – венцом всего такая милая, очаровательная девушка. Туристка. И без спутника.
– Я замужем.
– А я это сразу понял.
– Так уж и поняли.
– С ходу. Но мысль грустная, и я ее отмел. Пока что. – Симон повернулся к Кате. – Нет, серьезно, здесь это значения никакого не имеет.
– Это? А вы правда катер купили? Они же миллионы стоят.
– Ну, это почти что катер.
– А, ясно, – Катя усмехнулась. – Мальчишки там, на вокзале, вам тоже не очень-то поверили.
Она поймала в зеркальце его взгляд. Какой-то другой – не прежний. Искорка настороженности и недоверия вспыхнула и погасла.
– Вот любуйтесь – это городская баня. А дальше – мэрия, это вот собор, – Симон неспешно вел машину по центральной улице. – Это здание городского театра драмы и комедии, когда-то в нем даже цирк выступал. А вот и мост.
Миновали мост, за которым старый Двуреченск, по сути, уже кончился. Тут было что-то вроде пригорода – слободы, частный сектор: дома за заборами в яблоневых и вишневых садах. На участках собирали осенний урожай. Пахло прелой листвой и дымком.
