— Ну что? — хрипло спросил Спицын.
— То же, что и прежде. ШЕЯ. — Колосов осторожно приподнял волглую от влаги полу черного полушубка из искусственного меха, в который все еще был облачен мертвец. Под ним виднелись лохмотья тельняшки. — Это Тихон Соленый.
Я ориентировку помню: кеды без шнурков, шубейка — другого у этого ханыги, царствие ему небесное, ничего не было.
Соседи по коммуналке говорили, что весь гардероб он носил на себе.
Поиски продолжались до заката, но больше никаких останков не было. Колосов во главе группы сыщиков ездил в Отрадное. Там их встретила могильная тишина. Школа была пуста — ни Базарова, ни учеников. На дверях жилого корпуса висел японский сенсорный замок.
В половине девятого вечера Спицын приказал сворачивать прочесывание. После обнаружения трупа пропавшего без вести алкоголика он Колосову ни в чем не перечил.
— Санкцию завтра у прокурора возьмем на обыск базы? — спросил он, давая понять, что сделает все, как скажет начальник «убойного». — Может, улики там найдем, кровь? Трупа-то девушки нет… А заодно теперь уж и дачу в Уваровке тряхнем, а?
Колосов отрицательно покачал головой.
— Не будем обыска делать? — озадаченно переспросил Спицын. — А что же ты, Никита Михалыч, тогда предлагаешь?
— Я? — Колосов смотрел на лес, тонувший в дымке прозрачных летних сумерек. — Я предлагаю ждать.
— Чего?
— Не чего, а кого. Того, кто сейчас нам больше всех нужен.
— А ты думаешь, что ОН еще сюда вернется?
Колосов снова кивнул.
— А зачем? Зачем ему возвращаться именно сюда?
— А вот это, если повезет, мы и узнаем. — Колосов устало вздохнул. Может быть. ЕСЛИ ПОВЕЗЕТ.
Глава 26
ЗАДЕРЖАНИЕ ПОД ЛУНОЙ
Июнь начинался непогодой: небо заволокло свинцовыми тучами. То и дело моросил дождь. После удушливой майской жары это казалось особенно печальным: ненастное лето — что может быть обидней?
Среда и четверг первой летней недели прошли тихо: в Раздольске ничего особенного не случилось. На бывшей базе отдыха в Отрадном по-прежнему царило полнейшее безлюдье.
Жизнь там, казалось, замерла надолго.
Однако Колосову эти дни тихими не показались. Он успел побывать во многих разных местах: от приемной областного прокурора до института им. Сербского, от спорткомплекса «Олимпийский», где проходили летние тренировки участников будущих соревнований по русскому бою, до больничного морга. Он разговаривал со многими людьми и узнал немало полезного и нового. Но куда бы он ни ездил, с кем бы ни встречался, возвращался непременно в Раздольск. Облезлый кабинет местного розыска снова стал почти домом родным…
В Раздольске теперь круглосуточно дежурила группа быстрого реагирования из числа сотрудников отдела убийств и оперативно-поискового отдела Главка. Со временем в Отрадном и в Уваровке планировалось установить и кое-какую спецтехнику, но для нее время еще не пришло. У коллег и подчиненных Колосова складывалось впечатление, что их начальник совершает роковую ошибку, наотрез отказываясь немедленно проводить в школе и на даче в Уваровке обыски. — Но каково же было их удивление, когда вся оперативная группа получила и новый строжайший приказ: в случае появления в поле зрения Степана Базарова ни в коем случае не задерживать его до тех пор, пока… «Я сам решу, когда это сделать. За эту операцию отвечаю лично я», — жестко обрывал Колосов возражения коллег, однако объяснять, почему он придерживается такой выжидательной тактики, он не торопился.
Долго, конечно, такая игра в секретность длиться не могла, это он отлично понимал. «Задерживать», «брать с поличным и немедленно», «добиваться санкции на арест и обыск» — как часто по прежним своим делам Никита брал буквально за горло и прокуратуру и начальство, добиваясь решительных оперативных действий, — ничего подобного он не делал. Вместо того он приезжал вечерами в Раздольск, читал рапорты наружного наблюдения за дачей и школой, где не было ничего интересного, курил, смотрел в окно, бездействовал и ждал, ждал… Чего?
Что-то внутри Колосова упорно твердило: если поспешишь — крупно проиграешь. И проиграешь не сейчас, не сию минуту, а в будущем, в перспективе. Бог мой, трудно, что ли, «убойному» отделу этого свихнувшегося типа взять за жабры? И не таких брали. Дело заключалось в том, что в случае задержания не с поличным прямых улик на Степана Базарова пока все еще не было.
Колосов чувствовал: в том, что внук знаменитого режиссера и есть фигурант по раздольским убийствам, сомневаются сейчас даже его собственные, колосовские, коллеги. Да, на оперативке они слыхали от своего шефа информацию о школе выживания и каких-то там боевых искусствах, о предположительном участии ее «учеников» в налете на цыганский поселок. Однако цыгане продолжали хранить по этому эпизоду полное молчание. К ним даже был послан прощупать ситуацию начальник криминальной милиции Раздольского ОВД, лично знавший местного «барона» Симеона Гереску.
Но ни одной жалобы на базаровских учеников не последовало. У «барона» болела сестра — сердечница. И он, казалось, был целиком поглощен заботами о ее здоровье.
Слыхали сыщики и информацию о том, что внук режиссера предположительно страдает каким-то острым психическим расстройством. «Каким? — резонно спрашивали они Колосова. — Что тянуть резину? Надо немедленно и предметно допросить на этот счет его братьев, дядю, домработницу, ведь родные знают об этом типе все. Наверняка знают, и где он скрывается. Почему же ты не хочешь с ними прямого контакта?»
Дело было в том, что и какие-либо прямые контакты оперативников с семьей Базаровых Колосов тоже пока категорически воспрещал. И это было непонятно и странно сыщикам. Они не знали, что в эти дни Катя и Мещерский по просьбе Колосова дважды звонили Дмитрию Базарову. Тот ездил в отделение милиции в Строгино, по месту жительства потерпевшей, и пытался оставить там заявление о пропавшей без вести знакомой Елизавете Гинерозовой. Но ему вежливо дали понять: от ворот, мол, пока поворот. «Прошло еще не так много времени, а может, ваша девушка еще и найдется, молодой человек. Уехала куда-нибудь. Молодо-зелено…» — заявил участковый.
Со слов Кати Колосову было известно, что сам Дмитрий предполагал, что Степан сейчас живет у кого-то из своих учеников. Это и прежде случалось, когда близнецы крупно ссорились. «Мордобой он мне не простил, — заявил Дмитрий Кате. — И я себе это никогда не прощу. Он, может быть, тогда в помощи нуждался…» Катя предупредила Колосова: близнец вряд ли окажет милиции добровольную помощь в розысках Степана. И Колосов, убежденный ее доводами, решил пока в «клан» не соваться, чтобы не наломать дров и не вспугнуть того, кто интересовал его больше остальных. Однако ситуация складывалась неопределенная и напряженная.
Колосов знал: и начальство, и коллеги ждут, что он им объяснит, чего же он добивается своим бездействием. Он знал это, но упорно молчал, не объясняя.
