Андрей Павлович сощурил глаза. Медперсоналу был оставлен заграничный портативный магнитофон — гордость молодого инспектора, эксклюзивный служебный атрибут, по существу знак отличия. На другой же день была получена запись: бред и нечто отчетливо музыкальное, поистине исполненное странным, глубоким тоном. Собственно, Андрей с изумлением различил даже и многоголосие, что совсем не шло в физические установки. На другой день такая же петрушка, и мелодия ровно та же. Здесь не только подбородок повредишь.
И это не окончательное. Все та же доярка Клава стукнула однажды в окно избы бабки Куманихи. Когда отперли засов, сунулась к Соловьеву и впихнула в руку предмет. Была это маленькая статуэтка. Ну, вроде бы, в чем недолга? Ну да, рога, нечто карикатурно похожее на быка, ибо без вымени; так слоники фарфоровые, прочая живность — в большой моде. Правда, тут явно кость, не иначе старинное изделие. Но больше-то словесное сопровождение кучерявым состоялось.
— Што ись в то кошмарное утро нашла в манеже — гляжу, блестит некоё. Ну и… сунула в карман, младшенькая охоча. А ночью снится ожившая скульптура, да сны все негожие… — Тетя Клава помяла руки сконфуженно. — Срам, в общем, разный… Я сразу подумала — находка куролесит.
Смутно мелькнуло что-то недавно виденное в памяти Андрея, дальше стрекотало в голове бесплодно, и в минуту просветления Миши беседу сыщик имел, предъявив обстоятельство:
— Знакомо устройство?
Семенов жадно спросил:
— Где взял?
— Доярка Клава нашла в манеже.
Парень аж сел.
— Не может быть. Я эту фигурку нашел в каморке Герасима… Меня сразу цепануло. И положил я ее в сумку, хотел домой забрать. Точно помню, в лачуге оставалась.
Нос нашего сыщика обострился будь здоров. Потащился к Карлычу, тот свернул с полки фолиант и предъявил фото — библейский Золотой телец, фигурка в точности совпадала.
Тем сроком главврач все настоятельней требовал отправки пациента в известный дурдом, который в народе величали Агафуровские дачи. Андрей как мог оттеснял акт, но Михаил однажды устроил настоящий погром. Унимали своими силами, однако главврач теперь попускать не собирался. И тут подсобил Иван Ильич. Семенова по его протекции приспособили в некое заведение, что расположилось подле села Некрасово. Тоже психолечебница. Однако…
Глава 5
Наряду с этим постепенно утихомирилась Маша. А как не утихомириться, когда вот уж куда свалилось форменное увечье. Девушку, конечно, остригли набело, и здесь-то горя не существовало, ибо обещано было полное восстановление волос. А вот прочее! Нормальный человек из обыкновенного такта не станет описывать то непотребство, что представила из себя одна половина лица. Врачи категорически пообещали наживить новую кожу, ибо родимая являла черти что. Всяк способен вообразить, какой в итоге может получиться результат. Так и завершилось: оставшуюся жизнь Маша будет носить в пол лица розовую как у новорожденного, безжизненную и отвратительную маску. Когда-то дивные, карие глаза без бровей и ресниц отторгнут и малый намек на очарование… ну и так далее. За что, спрашивается! Собственно, от сходных эксцессов недолго не то что утихнуть, а напротив, революцию какую изобразить. Но Андрей нашел подход.
— Я, Маша, в детстве до ужаса любил Беляева читать. То Ариэлем себя воображал, то Ихтиандром. — Так сидя свойски подле кровати убитой морально девицы исповедовался он. — Какие сны переживал — летал натурально. Понятно, что все летают, когда растут, однако я под впечатлением книги парил по-настоящему. К тому же у меня друг был, сосед, мы в коммуналке жили, дед Спиридон, он, подтрунивая, внушал кефир на ночь пить, очень-де помогает в летных махинациях. Веришь ли, действительно содействовало… Вообще, Маш, людей хороших много, и человеческое участие штука неизбежная. И вообще дышать отлично… даже в самую окаянную жизненную распутицу.
Допросами не донимал. Чутье подсказывало, пострадавшая может немало отворить, и важно добраться до дружбы. До этого хоть не дошло, а некие сведения раздобыл. Вообще Андрюша ошибся, числя по наущению некоторых за Марией надменную особу — постепенно открылась вполне милая девушка. На очередном сеансе закрутил парень рассуждения об интересных отношениях и ввернул Ваньку Докучаева. И угадал. Посвятила Маша в ироническом наклоне, что Ванька не раз склонял ее познакомиться с одним таинственным человеком. Будто имеется секретное дело, предназначенное сугубо ей. Однако здесь же обособилась, сообразив, что последуют вопросы об этой личности. Андрей скумекал и не полез. Последующая замкнутость, по крайней мере, доказывала, что в деле присутствует важный и неизвестный персонаж. Маша, без сомнения, некоторое умалчивала. И твердо исчезала, когда речь заходила о пресловутой ночи. Кажется, как и Семенов, подлинно мало помнила. Сумма обстоятельств, как видно, твердила о присутствии ненадуманных мистических признаков.
* * *
Состоялась аудиенция с Ванькой. Хоть следователь запросто мог вызвать, поехал сам в Некрасово, соблюдая доверительную манеру следствия. Новое приключение. Дело было вечернее, Иван дома. Углядев в окно представителя органов — догадаться было нетрудно — выбрался на крыльцо, и в избу пригласил неохотно, что вовсе выходило против правил. Андрей заподозрил желание что-либо сокрыть, но после допуска ничего не обнаружил. Чуть позже, когда оглоед — грубовато, прямо скажем — родителей с глаз отослал, понял — от них оберегает. Допрос состоялся путанным. Никакого таинственного лица не знаю, наговаривает Мария. Отстаньте от меня, улик нет, чего цепляетесь. Держался не тонко, угрюмо, нервно и безвольно сгущая подозрения. Сняв показания, Андрей Павлович откровенно потопал в избу напротив. Там сразу и шабаркнуло. По показаниям самого Ивана тот работал в совхозе, механизатором — соседи тут же опровергли. Никаких механизаторов. Пробавлялся Бык в Лощинках. На каких должностях, неизвестно, потому как заведение тамошнее темное.
Андрей гневно зашагал обратно к Докучаевым. Ивана след простыл… Да, мямлили тщедушные, забитые родители (в кого удался, любопытно, парень?), работает в диспансере, боле ничего не знаем — уважения к родителям Иван не испытывает. Еще походил по соседям, поспрашивал — внятного не нарыл.
А о Лощинках-то Андрей слыхал. Помните протекцию Ивана Ильича? Психонервический санаторий, куда наметили Мишу — он и звался Лощинками.
* * *
Лощинки были в округе учреждением даже нарицательным по естественной причине — о нем никто ничего толком не знал. Ну да, некое заведение психотерапевтического фасона, но что, тем более к чему — тишина. Куценько ведал Иван Ильич, потому как там работала санитаркой одно время жена. Но и она путного не умела сообщить, вестимо единственно, что руководил заведением солидный ученый. Из Ленинграда. И два других основных врача прибыли из столиц. С одним из них Фирсов сиживал раз за стопкой, но, следуя военной закалке, в исподнее не лез. Собственно, благодаря стопке Мишу определить и договорился… Нынче дозвонились по горячему настоянию следователя до одноразового сотрапезника. Есть такое дело, исполняет обязанности Докучаев Иван в качестве санитара. На рядовом счету: себя блюдет, в проказах незамечен, к пациентам лоялен. Никаких событий выходящих за рамки функциональных обоснований предприятия не имеется. Каковы обоснования? Ничего особенного, сугубо в тематической кондиции.
