— Нда, король сдает, — поддержал папаша Рене известную слабость де Люса судачить о политике.
— Отсутствие Кольбера еще не однажды даст о себе знать… — Буржуа с мягкой улыбкой, непривычно осветившей суровое лицо, повернулся к Женевьев. — Итак, мадмуазель, как наши музыкальные успехи?
Живо встряла только что присоединившаяся к трапезе Соланж:
— Ах, как не достает инструмента дома. Неустанно молимся на госпожу Франсуазу, она так участвует в способностях Женевьев.
— О да, щедрость Рокморелей безгранична. Стало быть, ты, дитя мое, пользуешь инструменты замка?
— Женевьев спокойно вхожа в дом господ. Мадам занимается с крошкой персонально.
— Через две недели вы сможете воочию наблюдать мои навыки, — аккуратно проглотив кусочек медовой лепешки и пригубив разбавленный сидр, с достоинством подала голос девочка.
— Аббат по просьбе господина Армана, — пояснил Рене, — все-таки согласился открыть мессу в день святого Михаила сюитой Женевьев.
— Прекрасно, — буркнул де Люс. Отдирал зубами очередную порцию, зрачки сошлись на кончике носа. Челюсть заработала, шрам синусоидально и жутковато зашевелился, глаза блаженно и невидяще ушли в некое. Нет, оказывается, остались наделены зрением: — Чудесный букет — вновь Женевьев? На все руки кудесница, право, душа блаженствует.
— Отнюдь, — твердо восстановила истину девочка, — это смастерил батюшка. Боюсь, вы его недооцениваете.
— Ах да, наш друг известен чувствительностью к изящному…
Глава 3
Замок Жапризо — мы имеем представление — в романтические времена Людовика-солнце имел бравый вид. В одном из просторных залов за чудесным двухмануальным клавесином с резными ножками и пюпитром сидела Женевьев рядом с дамой аппетитных лет в неброском платье, которое не вуалировало аристократическую осанку обладательницы. Это была Франсуаза, супруга графа Армана де Рокморель. Оба — представители знатных домов, но фактически отлученные от двора цепью обстоятельств, в том числе вследствие консигнации Кольбера: имена английских пэров, испанских грандов, дворян итальянских и французских составляли совокупную протоплазму их кровяной среды. Отсюда, разумеется, роскошные волосы женщины были туго сбиты в гладкую и выверенную прическу, длинные тонкие пальцы листали нотную тетрадь и напряженность момента подчеркивала прямая линия губ.
— Хм, ты так ловко управляешься с низкими, дитя — это примечательно и даже неожиданно, — умеренно смыкала брови мадам.
Девочка простодушно подняла лицо:
— Но здесь этого так безусловно просит кожа.
— Кожа? — брови графини уже непроизвольно вспорхнули.
— Да, госпожа. Я чувствую как в заключительной каденции, — девочка левой рукой бегло застучала по клавишам, — покалывает плечи.
Графиня нахмурилась.
— Хм… Знаешь, у меня тоже кольнуло… правда, отнюдь не в плечах…
— Что скажете, графиня, — целуя перед сном плечо супруги, интересовался Рокморель, — мы удивим прево?
— Надеюсь, друг мой, — скептически произнесла женщина.
— Послушайте, дорогая, несправедливо считать Девона законченным педантом, судейские обязанности не отменяют воспитание. Вспомните ассамблею в честь короля Якова, он был так изящен. Помнится, вы скорей меня обвинили в тугом слухе, однако я искренне впечатлен музыкальными фантазиями нашей выдающейся малютки.
— Я совсем о другом.
— Очень любопытно.
Зрачки графини пристально и исподлобья метились в супруга.
— Например, вот о чем… Вы давно не задерживались в моих покоях.
* * *
Де Люс и Рене, мерно покачиваясь, передвигались на гривастых, с мохнатыми копытами крупных конях. Следом колыхались с десяток дюжих и равнодушных жандармов.
— Учти, прево Девон прибудет непременно и заполучить его душу мы должны неукоснительно. Этот вопрос колеблет жизнь и смерть. Все зависит от позиции графа, как замечательно, что графиня Франсуаза к нам благосклонна, — внушал интендант. — Но какая невероятная удача эта Женевьев, сколь поразительные способности.
Рене поправил перевязь, синхронно взгляд мелькнул в сторону спутника, затем глаза устремленные вперед, чуть сощурились.
— Вы правы, мессир, еще большей удачей я склонен видеть ее тягу к реализации таковых. В день Михаила многое решится.
— Ты уверен, что граф Арман окончательно согласится на новации?
— Определенно… Весь замысел здесь и состоит, граф известный либерал. Литургия для народа и затем отдельная месса для знати. Очень необычная, недаром прибудет из Вермандуа аббат д’Антраге, ему чужда ортодоксия. Тут и сыграет свою роль Женевьев — вы убедитесь, будет весьма ново… Боже, какая роскошь, — непроизвольно пробормотал он, свернув голову и поглощая взглядом исполинский одинокий дуб в поле с замысловатым комлем, узловатым стволом, завершенным крупной горящей на солнце кроной.
— Однако твой братец — надо смотреть в оба, как говорил Одиссей Циклопу.
Конь под Рене слюняво фыркнул, почуяв близость селения.
Деревня Пти-Понс в этих краях когда-то славилась крепкими парнями и сыроварней, которую держали Роллены. Сыроварня ныне представляла собой скорей руины, крепкие парни повывелись в бесчисленных войнах, теластые прежде женщины разрыхлившись в мытарствах и подстилочных службах, прерогативе маркитанток, являли жалкое зрелище. Чахлое суррогатное потомство, следствие кровного вмешательства наемников и текущей нищеты, никоим образом не способно было восстановить глаз постороннего наблюдателя.
Подле часовни сгрудилась небольшая толпа, беспорядочно стояли несколько полных повозок с впряженными, равнодушными, уткнувшимися в землю лошадьми. Кюре, сутулый, патлатый седой человек, склонив голову, отчего смуглая тонзура ядовито воскрешала яичницу, беспрестанно причитал. Несколько разнополых крестьян одинаково злобно смотрели под ноги. Трое жандармов были спешившись, окружили некого из деревенских жителей и молча выслушивали его страстный речитатив. Еще один твердыня порядка, восседая на лошади с одной ногой в стремени, другую закинув на холку лошади, коротко похохатывая, ковырялся концом шпаги в складках платья стоящей смирно девицы, что натужно улыбалась и хихикала вслед ему. Де Люс и Рене стояли в стороне от людей. Интендант, уперши руки в бока, отчего живот надменно и вместе шутовски торчал, внушал помятому, но крепкому на вид человеку со свежим кровоподтеком на лице, неотличимо похожему на Рене:
— Послушай, мой милый Роллен, так больше продолжаться не может. Мы все служим королю, усвой это как отче наш. Если он назначает талью, мы обязаны исполнять. Я надеюсь, ты не допускаешь, что в назначении ничего кроме интересов Франции не заложено. Не допускаешь?
— Я все понимаю, но господь отвернулся от нас. Невыносимый недород, нечем кормить детей.
