— Итак, — обратилась Жапризо, — произносите.
Надежда Ильинична, глядя блаженно в одну точку, произнесла:
— Это было неописуемо. Я побывала в раю, господа.
Следующее требование совершил тоном Соловьев:
— Выкладывай.
Надюшка изящно сложила кукиш.
— Во тебе. Много хочешь, мало получишь. Собственно, ты теперь вообще отвали.
Мари, однако, повелела:
— Милая, мы не для позы тратились. Осветите.
Ильинична на секунду потупилась, но тут же расправилась.
— Я автооплодотворялась.
Соловьев ликующе хлопнул тылом ладони об открытую вторую:
— А я что говорил!
— Зафигачьте и меня! — немедленно воспылала Пума По-слухам, настырно и грубо взирая на Мари. — Я, блин, выложу все до корочки. Как на духу.
Надежда Ильинична взъярилась:
— Вот еще — духу ты уже подпустила. Я сама выложу — до двух корочек и более.
Она встала, подбоченилась и приготовилась наглядно выкладывать.
И тут раздалась музыка. Дивная, торжественная музыка. Да, да — это была та самая мелодия… Не медля поступил Соловьев. Он грозно поднялся со стула — как ни странно, все обратили на него внимание — оглядел собрание величественно. Далее грациозно нагнулся, приставил к голове пальцы — получились рога — замычал и ринулся на Мари.
— Бей отродье! Я все про нее знаю!
Мари с великолепной ловкостью сделала кульбит и уселась на плечи Николь. Та, будто конь, встала на дыбы и добавила, чтоб никто не сомневался, отличное ржание:
— Йо-го-го-гоу!
Жапризо цветком, невзначай оказавшемся в руке, ударила скакуна по великолепному тохасу. Николь припустила и стала делать круги, цветок в руке Мари превратился в бандерилью.
Андрюха сообразил, что его намереваются резать. Заорал:
— Петька, рожа, на помощь! Ты один настоящий мужик, спасай Россию!
Тут же получил удар в ухо. Поступок, ясен осень, совершила Надежда Ильинична, приурочив пояснение:
— Машка, я за тебя! Мы этих козлов без соли сожрем.
Несмотря на родственные отношения парочки, Тащилин по-спортивному вскочил, встряхнулся и приобщился к по-прежнему нагнутому и с рогами Андрею:
— Покажем-ка им что-нибудь, если есть. Я надеюсь, мой дорогой товарищ по происшествиям.
Марианна, разумеется, выскочила немедля в женские ряды и азартно пищала:
— Мы этих паяцев в муку изотрем, мы им таких леонкавалл насуропим, запомнят как по земле шляться.
Тащилин сообразил, что дело приобретает невыгодный поворот, и сделал обращение к Герасиму:
— Серега, не продадим гендер.
Герасим чуть поразмышлял, неохотно присоединился к соплеменникам. Но тут же заартачился:
— Трое на четверых?! Не считово врать готово!
— Новости! — разбушевалась Мари. — Где это вы, мой драгоценный недруг, рассмотрели четверых? Мы с Николь целое. Может, вам один глаз выколоть вон для удобства созерцания?! Просто неслыханно!
Герасим сник, Петя, на секунду скосив на него зрение и совершенно убедившись в пополнении, внимательно притом следя за противником, рекомендовал:
— Ну что — пожалуй, начнем.
Рати сошлись.
Не станем описывать бучу, все прекрасно осведомлены. Заметим, что только теперь зрители очнулись, ответственно понимая, что происходит представление по программе, дружно нацепили ожившие физиономии, поерзав, втерлись в сиденья и пошли внимательно дожидаться исхода боя. Естественно, стали иметь место комментарии, в общем, все как положено.
Через полчаса все сражавшиеся были мертвы. Кроме Соловьева. Герасим с одним глазом — из пустой глазницы превосходно сочилась кровь — сидел, обнявшись с полноценно умершей и счастливой Надеждой Ильиничной (ее шею пересекал осколок зеркала и в нем отражалось уходящее бытие), они, кажется, нашли друг друга. Тащилин, лежа в нехорошей позе — грудь насквозь была продырявлена отломанной ножкой от стола, мы часто поступаем равно с вампирами — обиженно смотрел пустыми глазами в потолок и уносил с собой разгадку повести. Чудесное когда-то лицо Мари Жапризо стало окончательно Жиро, испещрено морщинами и некоторые зрители принялись уже размышлять, кто здесь собственной персоной. Во всяком случае, это сомнительное лицо лежало несколько отдельно от безусловно шикарного тела француженки — оно просвечивало сквозь ненужное платье — будучи откушенным в сражении неблагодарным Тащилиным. Марианна, решительно увидев кумира столь непрезентабельным, повесилась. Николь представляла собой кучку пепла, она сгорела в пылу битвы прямо под всадницей. Окровавленные пальцы-рога единолично получившегося живым Андрея Павловича напоследок задержались в бившемся в редких конвульсиях агонии замечательном теле чертовки Жапризо: страшный лейтенант на всякий случай с остервенением добивал его. Вытащив наконец рога с сожалением, он впервые за драку распрямился, притом руки оставил у висков, соблюдая парнокопытное, с печальной улыбкой и огромным достоинством сделал поклон лишь головой публике. Та экстатически хлопала в ладоши и безумно подпрыгивала как в шаманской пляске.
Словом, наши победили.
Эпилог
Следствие по делу в Жуковке резво зашло в несколько тупиков. Назначен следователем был сопливый лейтенантишка — как только его мокрый нос проникал в мякиш, слышался суровый оклик из инстанций. Прибыл Леже, собрал прах жены и очень удовлетворенно исчез. Выяснилось, что Жиро давно поджидал Мари в ином мире. Французские официальные представители на удивление солидарно молчали. В итоге папку захлопнули с мотивировкой, которая доступна лишь самым отчаянным романистам. Z, будучи не последним членом либерально-демократической партии, резко перебрался в «Единую Россию». Лола, не присутствуя на самой заварушке, но оказавшись строго конфиденциально в курсе некоторых деталей, страстно полюбила черный цвет. Пума уан с ту наперегонки строчили романы, между делом удачно скакали замуж и, сами понимаете, обзаводились лесбодрузьями. Сергей Гардей пустился в какие-то странные аферы с землей и очень отвлекся от оперного искусства. Соловьева поместили в «туда и дорога» — психолечебницу. Там он что-то ныл о селезенке, но ему продемонстрировали снимок, где вещь имела вид, будто со склада. Впрочем через пять лет из учреждения вынули, поскольку строчка в диагнозе «самые крайние проявления адекватны конституционной гражданской деятельности» объясняла порой странное, наносящее смущение электорату поведение товарища не только как допустимое, но и полезное с точки зрения исполняющих конституционные предписания кругов.
Прошло достаточное количество лет. Соловьев ездил на Кубань, покусился на Машу Бокову в качестве жениха и она не стала отвечать согласием. Он перебрался окончательно в Ялту, рассчитав согреть напоследок кости. Стал радикальным мизантропом и нюней:
