— Через месяц, — лаконично и таинственно буркнула Вера. Денег шофер не взял, и девушка приняла это как должное.
Сашей оказался муж старшей сестры Веры, игривой, чрезвычайно симпатичной особы, что пуляла зрачками и пощипывала Егора в ходе веселых и интенсивных суток. Муженек пребывал в отсидке, и был едва ли не самым знаменитым человеком города. Через пару лет, к слову сказать, по рекомендации Егора двое его друзей с оказией остановятся у Веры, и Саша закатит такой прием, что они по приезде и отчете будут иметь овальные глаза и сильный брызг слюней. А еще через несколько лет в «Известиях» произойдет статья в полстраницы о страшенном подмосковном авторитете Саше таком-то с описанием его богатств и делишек. (Везет же Егору — брата Марины не забыли?) Впрочем, и сестра Веры начальствовала над самым тогда мощным местным универмагом, и Егор еще долго имел дефицитную отоварку… Приехали к полночи — стол прогибался. Простецкий папаша, уралец, между прочим, что по утру утащил Егора в обширный винный погреб, неумолчная мамаша хохлушка, — все изумительно. Люди щедрые, активные.
Зачем он не особенно скрывал от Даши отношений с женщинами — обозначал относительную независимость? Сколько боли ей сделал. Когда ушел, она бесновалась, ненавидела и причитала: «Гад, ты же меня всю истрепал — как я счастлива, что больше тебя не увижу». А следом твердила: «Ну гуляй чтоб я не знала — но семья же».
ВЕЧЕРНИЕ ДИАЛОГИ:
Егор и Даша идут по аллее. Раскидистые липы ласково перебирают вертлявыми челночками листьев, потраченные газоны мирно спят, неподалеку деловито урчат автомобили, им прерывисто вторят крылатые. Дышится несвеже, но авторитетно. Даша двумя руками, собственнически охватила локоть Егора, тот угодливо согнул руку. Шаг вял и достоин.
— Ну почему именно скрипка, есть универсальный инструмент — фортепьяно. Отдадим Настю сюда, — обиженно мурлычет Даша.
— Где ты хочешь разместить пианино?
— Сдвинем сервант к двери, в угол как раз войдет, я промеряла. Поставим на пианино вазы с цветами, чудно будет смотреться. Кстати, я как раз хотела что-нибудь под цветы… Между прочим, для скрипки все равно нужно будет обучаться фортепьяно.
— Да, но не сначала. Поглядим — может у нее вообще музыка не пойдет.
— С какой стати — при таком папе! И некоторым образом маме.
— Медам — вы подмащиваете.
— А потому что ты… столб.
Хорошо: воздух… э-э… — хорошо… Даша не выносит:
— Зачем тебе дался непременно итальянский, ты замечательно владеешь английским!
— Зачем тебе лазать?
— Существует масса причин.
— Всего лишь масса? — привычно отпружинивает Егор.
Даша дышит… Не выносит:
— Ты мерзкий.
— Я — он. Однако согласись, что день рождения лучше в ресторане справить. Толкотня, готовить тебе весь вечер — что за праздник?
— Люська поможет. И дешевле, Егор.
— Ага, Люська. Как всегда одна трескотня — салат сделает и… я вымоталась… А деньги — они и назначены, чтоб тратить.
— Горе — ты столб!
— Не стану возражать, хоть сам себя я иначе оцениваю. Не помню кто сказал: мы таковы, какими кажемся.
Даша смеется, легла руками на локоть мужа:
— Смотри какой забавный малыш.
— Никак на подобного подбиваешь.
— Я — за.
— Потерпи до дома.
Даша шлепает ладошкой:
— Егорка!..
* * *
Раз уже в разводе в общей компании одна дама специально для Даши, кажется, — та с очередным супругом присутствовала — с язвецой поинтересовалась у Егора: «Ну что, ты все один?» — несомненно, намекая: убедитесь, молодой человек, не долго-то по вам горюют. И ему показалось что в бывшей метнулось торжество, уязвленное начало. Впрочем, скорей всего, пригрезилось: в ней держалось и животное, и самочье, но не бабское. Советское, совестливое воспитание всегда управляло. Встретил Вику (Настьке подле десяти), хорошо подурнела — подкатил. Отвергла и услужила тем самым. Ну да что мы все о женщинах, было и помимо.
Глава 4
Однажды выложил — что на него наехало? Кажется, Настюхе было лет двенадцать. Уж года три не жили вместе, однако Егор регулярно приходил вообще и в частности заниматься с дочерью уроками.
Покоился ничем не замечательный день. Из шестого этажа, дом стоял на горке, город был хмур и понятен, облака близки и разнообразны, редкая синь неба делала обещания. Егор стоял у окна, в груди возилась сладкая горечь — беспричинная любезность, едкое наслаждение минутами — посещавшая его с тороватыми в последние годы интервалами.
Настя сидела над задачей по алгебре. Не справлялась, удалой ученицы из нее не выходило, однако ее явное неусердие, витающий взгляд наполняли пространство чем-то уютным, нужным. Егор пристально, постепенно следил за внешним житием вещей. Две девочки школьницы, разъединившись, обогнули порядочную лужу, валко раскачиваясь, медленно двигалась бабушка с тростью. Шелудивая собака бесстрастно устроилась в позе йога посреди шоссе, выкусывая блох, и автомобили уважительно и молча обтекали существо. Неподалеку на пешеходном тротуаре настырный воробей малоэффективно пытался выхватить у голубя заскорузлую хлебную краюху. Тот обескуражено и судорожно отклонял голову, глядел тупо и длинно. Затем размашисто лупил в корку и та неукротимо выпрыскивалась из-под клюва.
Настя закончила задачу и пусто сидела, не напрашиваясь на переход к следующему упражнению. Егор развернулся, подошел к серванту, прислонился, смотрел на дочь. Настя опасливо покосилась, в Егора потекла жалость, граничащая со страхом, беспричинным, неуемным. Подступила животная, жадная любовь, все в девочке было кровно и совершенно. Горло ополоснуло каленой горечью.
Егор отвалился от серванта, немного испугался. Пошел бродить по комнате, не глядя на отроковицу, та сидела неподвижно и, вроде бы, безразлично. Отец остановился у стола, мазнул рукой по шелковой скатерти, улыбнулся: «Никак Дашка не уймет провинциальной привычки к покрывалам». Сказал, не оборачиваясь:
— Ты понимаешь, доча, так нелепо устроена жизнь… Словом, я маму очень люблю. Что уж говорить про тебя, ты — всё… Может быть, поэтому и не живу с вами. То есть чтоб эту вещь не истязать… Да, я понимаю — как же так, скажешь, ты — как раз и находятся вместе, когда любят… — Егор вздохнул. — Не всегда… Да и по существу-то мы рядом… Странный оборот, правда? А вот и не странный, так случается… Ты не скоро поймешь, а может, и никогда не освоишь. Но поверь — я это замечательно чувствую.
Он повернулся, Настя смотрела настороженно, однако внимательно. Когда глаза встретились, сразу потупилась, поза стала неловкой. Егор подошел, обнял за плечи, Настя с излишней готовностью прислонилась. Засмеялся:
— Ну, это я так. Что-то нашло.
Когда уходил, обнаружил отличное настроение. Подумал: «Ну и ладно».
