— …объем продаж в минувшем квартале сократился на двадцать два процента по сравнению с первым кварталом прошлого года… общая стоимость сырья возросла… если мы посмотрим на долю рабочих часов, потраченных непосредственно на производство, то увидим, что по этому параметру мы отстаем от стандарта на двенадцать с лишним процентов…
Я твержу себе, что должен взять себя в руки и быть внимательным. Я достаю из пиджака ручку, чтобы делать записи.
— И ответ ясен, — говорит Пич. — Будущее нашего бизнеса зависит от нашей способности повысить эффективность.
Но я не могу найти ручку. Я лезу в другой карман. И вытаскиваю оттуда сигару. Я удивленно пялюсь на нее. Я ведь больше не курю. Несколько секунд я пытаюсь понять, откуда взялась эта сигара.
И тут я вспоминаю.
4
Две недели назад на мне был этот же костюм. В те счастливые дни я думал, что у меня все хорошо. Я в командировке и жду пересадки на другой рейс в чикагском аэропорту О'Хара. У меня есть еще немного времени, и я иду в зал ожидания. Зал забит командированными бизнесменами вроде меня. Я ищу, куда сесть, глядя поверх мужчин в тройках в тонкую полоску и женщин в консервативных блейзерах, и мой взгляд задерживается на ермолке на голове одного мужчины в свитере.
Он сидит и читает, держа в одной руке книгу, а в другой сигару. Рядом с ним оказывается свободное место. Я иду к нему. И только когда усаживаюсь, до меня доходит, что этот человек мне знаком.
Когда в одном из самых оживленных аэропортов мира натыкаешься на знакомого, это всегда шокирует. Какое-то время я сомневаюсь, он ли это. Но он слишком уж похож на физика, которого я когда-то знал. Когда я сажусь, он отрывает глаза от книги, и я вижу на его лице тот же немой вопрос: я знаю вас?
— Иона? — решаюсь я спросить.
— Да?
— Я Алекс Рого. Помните меня?
Выражение его лица подсказывает мне, что он не может вспомнить.
— Мы были знакомы когда-то, — продолжаю я. — Я был студентом и получил грант на изучение математических моделей, над которыми вы тоже работали. Помните? У меня тогда была бородка.
Его лицо наконец светлеет.
— Ну конечно! Да, я помню вас. Точно, Алекс.
— Верно.
Официантка спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Я заказываю виски с содовой и спрашиваю у Ионы, не присоединится ли он ко мне. Он ничего не заказывает — у него скоро рейс.
— Как поживаете? — спрашиваю я.
— Занят, — говорит он. — Очень занят. А вы?
— То же самое. Сейчас направляюсь в Хьюстон. А вы?
— А я в Нью-Йорк, — отвечает Иона.
Кажется, этот разговор ни о чем начинает ему надоедать. Возникает пауза. Но у меня есть привычка — хорошая или дурная (и не всегда подвластная мне) — заполнять тишину звуком собственного голоса.
— Забавно, что я столько планов строил заняться наукой, а оказался в бизнесе, — говорю я. — Я сейчас менеджер одного из заводов компании «ЮниКо».
Иона кивает. Кажется, это вызывает у него интерес. Он пыхает сигарой. Я продолжаю говорить. Мне это нетрудно.
— Собственно, потому-то я и еду в Хьюстон. Мы состоим в одной из промышленных ассоциаций, и эта ассоциация пригласила представителей «ЮниКо» на свою ежегодную конференцию о перспективах использования роботов в промышленности.
— Понимаю, — откликается Иона. — Предстоит техническая дискуссия.
— Не столько техническая, сколько привязанная к бизнесу, — возражаю я. Потом я вспоминаю, что у меня есть, что ему показать. — Секундочку…
Я кладу кейс на колени, раскрываю его и достаю копию программки, присланной мне ассоциацией.
— Вот, — говорю я и начинаю читать. — «Роботы: решение американского производственного кризиса восьмидесятых годов… Совещание пользователей и экспертов по поводу роли промышленных роботов в американском производстве».
Но когда я поворачиваюсь к Ионе, он отнюдь не выглядит потрясенным. Да он же ученый, думаю я. Мир бизнеса ему непонятен.
— Вы говорите, что на вашем заводе есть роботы? — спрашивает он.
— В некоторых цехах — да, — говорю я.
— И они действительно повысили эффективность труда?
— Конечно, — отвечаю я и гляжу в потолок, вспоминая нужную цифру. — Кажется, в каком-то направлении был достигнут рост на тридцать шесть процентов.
— Правда? На тридцать шесть? — переспрашивает Иона. — Стало быть, ваша компания от одной только установки нескольких роботов зарабатывает на тридцать шесть процентов больше, так что ли? Невероятно.
Я не могу удержаться от улыбки.
— Ну… не совсем так, — поправляю я его. — Если бы все было так просто! Вопрос, конечно, намного сложнее. Видите ли, тридцатишестипроцентный рост был достигнут только в одном цеху.
Иона смотрит на свою сигару, затем тушит ее в пепельнице.
— Значит, никакого роста продуктивности не было, — категорично заявляет он.
Я чувствую, что моя улыбка угасает.
— Не уверен, что понимаю вас, — говорю я.
Иона заговорщицки наклоняется ко мне и шепчет:
— Позвольте мне спросить у вас — только это между нами. Смог ли ваш завод отгрузить хотя бы на одно изделие больше в результате роста, достигнутого в цеху, где были установлены роботы?
— Ммм, я должен проверить цифры… — мямлю я.
— Вы кого-нибудь уволили? — снова спрашивает он.
Я откидываюсь в кресле. К чему он клонит?
— Вы спрашиваете, уволили ли мы кого-нибудь по причине установки роботов? — переспрашиваю я. — Нет, у нас есть договоренность с профсоюзом, что в результате повышения продуктивности никто уволен не будет. Мы переводим людей на другие места. Конечно, когда производство сокращается, увольнять приходится.
— Но сами по себе роботы, как я понял, не сокращают расходов завода на рабочую силу, — говорит он.
— Нет, — вынужден признать я.
— Тогда скажите мне, уровень запасов снизился? — спрашивает Иона.
Я не выдерживаю и усмехаюсь:
— Эй, Иона, что-то вы увлеклись.
— Нет, просто скажите мне, — настаивает он. — Уровень запасов снизился?
— Думаю, нет. Но надо бы уточнить.
— Уточните, если вам угодно, — говорит Иона. — Но если уровень запасов не сократился… и если расходы на рабочую силу не уменьшились… и если компания не продает больше продукции, — а она, очевидно, не продает, раз количество отгружаемых изделий не растет, — вы не можете говорить, что роботы повысили продуктивность вашего завода.
