Она говорит:
— Мне кажется, стоит рискнуть и пойти на эти перемены.
— Хотя меня несколько нервирует то, что это на какое-то время повысит операционные издержки, — говорит Лу, — я согласен со Стейси. Как сказал Иона, мы подвергаемся куда большему риску, продолжая идти прежним путем.
Боб поднимает руку, желая высказаться.
— Пусть так, — говорит он. — Но некоторые из предложенных Ионой мер осуществить проще и быстрее, чем другие. Так давайте с них начнем и посмотрим, какой будет эффект.
— Это разумно, — отвечаю я. — И с чего конкретно начнем?
— Я думаю, что стоит для начала переместить ОТК для проверки качества деталей, поступающих на «узкое место», — предлагает Боб. — Другие меры, связанные с ОТК, потребуют некоторого времени, но переместить инспектора ничего не стоит. Это можно сделать уже сегодня.
Я киваю:
— Хорошо. А как насчет новых правил, касающихся перерывов?
— Могут быть неприятности с профсоюзом, — говорит Боб.
Я качаю головой:
— Надеюсь, мы уладим это. Продумайте детали, а с О'Доннелом я сам поговорю.
Боб что-то помечает в блокноте. Я встаю и обхожу стол, чтобы подчеркнуть важность того, о чем намереваюсь сказать.
— Один из вопросов, поднятых вчера Ионой, меня особенно взволновал, — говорю я. — Зачем мы загружаем «узкое место» работой, которая не увеличивают выработку?
Боб переглядывается со Стейси.
— Хороший вопрос, — говорит она.
— Мы приняли решение… — начинает Боб.
— Я знаю об этом решении, — перебиваю я. — Накапливать запасы для повышения эффективности работы станка. Но наша проблема не в эффективности, а в неспособности вовремя выполнять заказы. И эта неспособность бросается в глаза и нашим клиентам, и руководству филиала. Мы обязательно должны добиться улучшения в этом направлении, и Иона подсказал нам, что здесь можно сделать. До сих пор, — продолжаю я, — мы выполняли заказы по принципу «какой заказчик громче крикнет». Отныне заказы, выполнение которых задерживается, получают приоритет над остальными. Заказ, опаздывающий на две недели, имеет преимущество перед заказом, опаздывающим на неделю, и т. д.
— Мы и в прошлом время от времени пытались наладить такую систему, — напоминает Стейси.
— Да, но на этот раз суть в том, чтобы уровень приоритета отражался на порядке прохождения заказов через «узкие места».
— Это все очень разумно, Эл, — говорит Боб. — Но как это осуществить?
— Мы должны выяснить, какие материалы, дожидающиеся своей очереди, относятся к просроченным заказам, а какие намечены на дальнейшее бессрочное хранение на складе. Вот что нам нужно сделать, — говорю я. — Ральф, я хочу, чтобы вы составили список всех просроченных заказов. Расставьте их в порядке очередности — в зависимости от того, насколько велико опоздание. Как быстро это можно сделать?
— Это займет не так много времени, — отвечает Ральф. — Другое дело, что сейчас как раз наступает пора подготовки месячных отчетов.
Я качаю головой:
— На данный момент для нас нет ничего важнее увеличения пропускной способности «узких звеньев». Нам нужен этот список как можно скорее, потому что, когда он будет готов, вы со Стейси и ее людьми должны будете проверить запасы, дожидающиеся очереди, и выяснить, какие именно детали необходимо пропустить через «узкие места» для выполнения просроченных заказов.
Я поворачиваюсь к Стейси:
— Когда станет известно, каких деталей недостает, распланируйте с Бобом работу «узких звеньев», чтобы сначала были пропущены детали для наиболее просроченных заказов, потом для менее просроченных и т. д.
— А как насчет деталей, которые вообще не надо пропускать через «узкие места»?
— О них я пока думать не хочу, — говорю я. — Давайте исходить из предположения, что все комплектующие, которым не нужно проходить через «узкие места», либо уже заготовлены и ждут у сборочного конвейера, либо будут готовы к тому моменту, как прибудут детали из «узких мест».
Боб кивает.
— Всем все понятно? — спрашиваю я. — У нас нет времени согласовывать все эти вопросы со штаб-квартирой, где каждому нужно дать подумать не меньше полугода. Мы знаем, что нам надо делать. Давайте действовать.
В тот же вечер я еду по шоссе, любуясь закатом. Дорожный знак показывает, что до поворота в Форест-Гров остается две мили. В Форест-Гров живут родители Джулии.
Ни Барнеты, ни Джулия не знают о моем приезде. Я попросил свою мать ничего не говорить и детям. Просто после работы я сел в машину и поехал. Мне надоела эта игра в прятки.
С четырехрядной магистрали я сворачиваю на узенькую улицу, петляющую по тихим кварталам. Здесь очень мило. Дома неоспоримо дорогие, а лужайки перед ними безупречно ухоженные. Улицы обсажены деревьями, на которых только пробиваются первые весенние листья. Они сверкают зеленью в багрянце заходящего солнца.
Я вижу нужный мне дом. Он двухэтажный, кирпичный; выстроен в колониальном стиле и выкрашен в белый цвет. На окнах ставни. Правда, ставни алюминиевые и не имеют петель. Они не действуют, но традиции соблюдены. Здесь росла Джулия.
Я останавливаюсь у тротуара перед домом. Перед гаражом на ведущей к дому дорожке я вижу «аккорд» жены.
Я не успеваю подойти к парадной двери, как она открывается. За второй сетчатой дверью я вижу Аду Барнет. Ее рука тянется вниз, и раздается щелчок замка, запирающего дверь.
— Здравствуйте, — произношу я.
— Я же сказала, что она не хочет с тобой разговаривать, — говорит Ада.
— А может, вы ее все-таки позовете? Она ведь моя жена.
— Если хочешь поговорить с Джулией, можешь сделать это через ее адвоката.
Ада закрывает дверь.
Я говорю, что не уйду, пока не поговорю с женой.
— Если не уйдешь, я вызову полицию, и тебя удалят отсюда — это частная собственность.
— Тогда я буду ждать в машине. Улица-то вам не принадлежит.
Дверь закрывается. Я возвращаюсь на тротуар и сажусь в свой «бьюик». Я сижу и не отрываясь смотрю на дом. Время от времени я вижу шевеление штор за окном дома Барнетов. Примерно через сорок пять минут, когда солнце совсем садится и я начинаю всерьез спрашивать себя, сколько еще намерен здесь торчать, дверь дома открывается.
Выходит Джулия. На ней надеты джинсы, кроссовки и свитер. Благодаря этой одежде она выглядит моложе. Она напоминает мне девушку, которая идет на свидание с юношей вопреки воле родителей. Джулия пересекает лужайку, и я выхожу из машины. Она останавливается примерно в десяти футах от меня, словно боится подойти ближе, боится, что я схвачу ее, затащу в машину и увезу в палатку в пустыне или что-нибудь в этом роде. Мы смотрим друг на друга. Я засовываю руки в карманы.
