Ясно, что в телефильме, посвященном повышению производительности труда, робот не может стоять без дела. Он ведь должен без устали работать, что-то производить. И Донован с парой помощников битый час рыскали по всему заводу, пытаясь найти что-нибудь, что робот мог бы перекладывать с места на место. А Смиту ждать надоело, он начал бродить по цехам — и вскоре кое-что заметил.
— Когда мы вернулись с материалами для робота, — продолжает Боб, — Хилтон начал расспрашивать меня об объемах партий. Я не знал, что ему сказать, потому что не был уверен, о чем вы говорили в управлении, и… гм… В общем, я подумал, вы должны быть в курсе.
Я чувствую, как у меня внутри все переворачивается. Тут же звонит телефон. Я снимаю трубку. Это Этан Фрост. Он говорит, что только что беседовал с Хилтоном Смитом. Я отпускаю Боба, он уходит. Когда дверь за ним закрывается, я пару минут говорю со Смитом, потом иду искать Лу.
Выйдя в коридор, я начинаю отбивать чечетку.
Через два дня на завод прибывает группа аудиторов из управления филиала. Ее возглавляет помощник главного бухгалтера Нил Кревиц, пятидесятилетний мужчина, который славится рукопожатием до хруста в костях и полным отсутствием чувства юмора. Они проходят в конференц-зал. И почти сразу обнаруживают, что мы изменили базу для расчета себестоимости.
— Это совершенно неправильно, — говорит Кревиц, оторвавшись от бумаг и в упор глядя на нас поверх очков.
Лу, запинаясь, отвечает, что это действительно не вполне соответствует принятым правилам, но что у нас есть уважительные причины рассчитывать себестоимость исходя из показателей за два месяца.
— И это точнее характеризует реальную ситуацию, — добавляю я.
— Нет уж, простите, мистер Рого, — говорит Кревиц. — Мы должны соблюдать принятые стандарты бухгалтерского учета.
— Но завод-то стал совершенно другим!
Все пять аудиторов, собравшихся за столом, хмуро смотрят на нас с Лу.
Отчаявшись, я качаю головой. Нет никакого смысла пытаться убедить их — они знают лишь свои стандарты.
Аудиторы производят перерасчет согласно принятым нормативам, и теперь получается, что себестоимость у нас выросла. Когда они уезжают, я пытаюсь опередить их и поговорить с Пичем до их возвращения в управление филиала, но оказывается, Пича нет в города. Звоню Фросту — он тоже в отъезде. Одна из секретарш предлагает соединить меня со Смитом — похоже, единственным из руководителей филиала, оставшимся в управлении, но я отказываюсь.
Неделю я жду удара со стороны управления. Но ничего не происходит. Лу, правда, получает от Фроста нагоняй в форме приказа переделать квартальный отчет, пересчитав себестоимость как полагается, и требования в дальнейшем руководствоваться исключительно принятыми нормами бухучета. От Пича ничего.
В один из дней мы обсуждаем с Лу ревизованный месячный отчет. От моей былой самоуверенности не осталось и следа. При себестоимости, рассчитанной со старым множителем, пятнадцать процентов роста не набирается. Мы можем говорить лишь о 12,8 процента роста чистой прибыли, а не о семнадцати, как первоначально получилось у Лу.
— Лу, нельзя ли что-нибудь подправить? — умоляю я его.
Он качает головой:
— Теперь Фрост будет дотошно проверять все, что мы ему дадим. Лучше, чем есть сейчас, я сделать не могу.
Тут я обращаю внимание на странные звуки, доносящиеся из окна. Они становятся все громче.
Я смотрю на Лу, он на меня.
— Это что, вертолет? — спрашиваю я.
Лу подходит к окну.
— Точно, вертолет, и он садится на нашу лужайку!
Я выглядываю в окно в тот момент, когда вертолет касается земли, поднимая своим винтом облако пыли и сухих стебельков скошенной травы. Лопасти еще не успевают остановиться, как на землю сходят двое.
— Один, похоже, Джонни Джонс, — говорит Лу.
— Точно, Джонни Джонс, — соглашаюсь я.
— А второй кто?
Не могу понять. Я наблюдаю за тем, как Джонс и его спутник пересекают лужайку и выходят на автостоянку. Что-то в манере держаться и в уверенной, даже чванливой походке этого огромного седоволосого мужчины кажется мне отдаленно знакомым. И тут до меня доходит, кто это.
— О Боже! — восклицаю я.
— Я не думаю, что Ему понадобился бы вертолет, чтобы сойти на землю, — бурчит Лу.
— Это гораздо хуже, чем Бог, — говорю я. — Это Баки Бернсайд!
Прежде чем к Лу возвращается дар речи, я выбегаю из кабинета, в коридоре поворачиваю за угол и врываюсь к Стейси. Она, ее секретарша, а также все ее посетители стоят у окна и смотрят на этот проклятый вертолет.
— Стейси, быстрее, надо поговорить!
Я выволакиваю ее в коридор.
— Как ситуация с заказом Бернсайда? — спрашиваю я.
— Последнюю партию отправили два дня назад.
— Вовремя?
— Конечно, — отвечает Стейси. — Никаких проблем не было, как и с предыдущими партиями.
Бросив через плечо «спасибо», бегу дальше.
— Донован!
Его в кабинете нет. Я обращаюсь к секретарше:
— Где Боб?
— Наверное, в туалет пошел, — говорит она.
Я бегу к туалету. Когда я врываюсь туда, Боб моет руки.
— По заказу Бернсайда, — спрашиваю я, — были проблемы с качеством?
— Нет, — отвечает Боб, испуганно глядя на меня. — Я, во всяком случае, об этом ничего не знаю.
— Ну а хоть какие-нибудь проблемы были? — спрашиваю я.
Боб вытирает руки бумажным полотенцем и говорит:
— Нет, все работало как часы.
Я прислоняюсь к стене:
— Тогда какого черта он здесь делает?
— Кто? — спрашивает Боб.
— Бернсайд. Он только что прилетел на вертолете с Джонни Джонсом.
— Что?!
— Идемте со мной, — говорю я Бобу.
Мы спускаемся вниз, но перед проходной никого нет.
— Мистер Джонс проходил здесь? — спрашиваю я у вахтерши.
— Двое мужчин с вертолета? — уточняет она. — Нет, я наблюдала за ними — они пошли в цеха.
Мы с Бобом устремляемся по коридору к двойным дверям, за которыми оранжевый свет и грохот завода. Один из мастеров замечает нас и, не дожидаясь вопроса, показывает, в какую сторону направились Джонс и Бернсайд. Повернув в нужный проход, я замечаю их.
Бернсайд подходит к каждому встречному рабочему и пожимает ему руку. Честное слово! Он всем пожимает руки, хлопает по плечу, что-то говорит. И улыбается при этом.
Джонс идет рядом с ним и делает то же самое. Как только Бернсайд отпускает чью-то руку, Джонс пожимает ее. И так они обходят всех, кого видят.
