Боярин Любимов попытался вставить слово, но Иван Третий остановился напротив и выкрикнул:
- Не только великий князь я есть, но и государь Иван Васильевич! - Поднял палец. - Слышите, бояре, государь! Кто во всем виновен? Князь Стрига-Оболенский!
Молодой великий князь хотел подать голос в защиту Стриги, но Иван Третий продолжал выкрикивать:
- Князь Холмский побил татар, хотя у него сил было мало! Стрига не мыслит, что по его глупости бесчестие терпим! А ведь какое воинство послали в подмогу Касиму! Ан татары перехитрили наших воевод. Сколь люда погубили!
Иван Васильевич вышагивал по палате. Приостановится, задерет бороду, зыркнет по сторонам и снова вышагивает. И ни у кого не хватило смелости прервать государя, напомнить о той Думе, когда сообща решили послать полки в подмогу Касиму.
Князь Даниил Ярославский намерился что-то сказать, но Иван Третий прервал его:
- Тебе, Данила, позор князя Стриги покрыть. Поведешь полки на Вологду, оттуда на Великий Устюг. Покараете вятичей, чтоб казанцам не кланялись. Конно и лыжно пойдете. С тобой, Данила, пойдет великий князь Иван Молодой.
Когда бояре покидали палату, государь остановил Беззубцева:
- Надобно, Константин Александрович, честь Москвы сберечь, а потому готовь судовую рать. По первому теплу плыть на Нижний Новгород и, коли удача выпадет, Казань потревожить.
Минул месяц.
Полки воеводы Даниила Ярославского покидали Москву. Уходили на Вологду, чтобы оттуда двинуться на Великий Устюг. Из Великого Устюга, пригрозив вятичам, чтоб не кланялись казанцам, Даниил Ярославский вместе с великим князем Московским Иваом Молодым намерились спуститься к Нижнему Новгороду и оттуда угрожать Казани.
Шли полки под звуки труб и удары барабанов. Раскачивались хоругви и стяги. Двигались конно и на санях, бежали на лыжах. В первом дворянском полку, что следовал в голове колонны, ехал на коне и Санька. В прошлые лета проходил он этой дорогой, но теперь ратников ведет и молодой великий князь Иван.
Санька иногда видел его издалека. Они с воеводой ехали в одних санях.
Дорога от Ростова тянулась, минуя Переславль-Залесский, пролегала землями мещерскими, где проживал мирный народ мещера, который растил хлеб, охотился, бортничал, селился немногочисленными деревнями.
Давно то было, когда и Ростов, и Суздаль побывали стольными городами, но то время минуло, теперь эти городки были городами великого княжества Московского…
На много верст разбросались полки. Весело шли ратники по морозу и по накатанной дороге. Так до самой Вологды двигались.
Вологда - городок малый: на одном конце аукнут - на другом откликнутся. Избы бревенчатые рубленые, улицы и дороги снегом занесены. Боярских хором здесь несколько, и те бревенчатые.
Торговля в Вологде бедная, по большим праздникам окрестный люд собирается. Гости из чужих земель редки, да и своих купцов встретишь нечасто. Что в Вологде купить, что продать, разве по мелочи?
Великий князь Московский Иван Молодой отогревался в Вологде у боярина Ашихина. По вологодским меркам боярин богатый, по московским - так себе. Рассказывал, вотчиной его предка московский князь Калита жаловал, когда собирал дань для Орды. Бывая в этих краях, Калита подолгу останавливался у прадеда боярина Ашихина.
- Вотчина моя, - говорил боярин, - меня кормит. Платят мне смерды, какие на моих землях живут, зерном, а еще белкой и медом…
Передохнул Иван Молодой у боярина Ашихина, совсем намерился сказать воеводе, что пора ратникам в дальнейший путь выходить, но нежданно поднялась метель, света белого не стало видно. Замело все, ветер выл голодным волком, рвал крыши изб.
- Надо бы уже на Великий Устюг двигаться, а вишь какая непогодь, - заметил воевода Даниил Ярославский.
- В такую пору лучше в Вологде отсиживаться, чем ратников морозить, - сказал Иван Молодой.
И пережидали.
Однажды засиделись за трапезным столом у Ашихина. Была оленина вареная, грибы соленые, пироги с капустой. Пили свежесваренное пиво.
- Пора бы тебе, великий князь Московский Иван, сын Ивана, хозяйкой обзавестись, - заметил Ашихин.
Не успел молодой Иван ответить, как воевода Даниил насупился, оборвал резко:
- Ты, боярин, не о том речь ведешь. Эвон, государь ноне без великой княгини!
Пресек разговор…
С ползимы унялись метели, и полки тронулись. Первые дорогу пробивали. Конные дворяне, по трое в ряд, ехали по снегу коням по грудь.
Когда еще в Вологде великий князь Иван Молодой и воевода в санках умащивались, Даниил Ярославский обронил:
- Чует душа моя, не скоро в Москву воротимся. Дай Бог по теплу в Нижний Новгород попасть.
- Не о том печаль, воевода. Нам землю русскую от ордынцев надобно вернуть. А начинать следует с Северо-Восточной Руси. Я Русь вижу свободной извне и сильной изнутри. Целостную Русь под властью великих князей московских. Кто это будет, государь Иван Третий, на меня ли падет честь такая, но только иной я Русь не мыслю. Видится она мне без уделов, без вольностей, какие новгородцы еще отстаивают.
- Твоя правда, великий князь. Но к тому времени еще не одна кровь прольется, не одна вода в реках сменится.
- Нелегкую ношу взвалили мы на себя, князь Даниил, - в этом ли я не согласен с тобой? Но мы ее подняли, нам и нести. Не так ли, воевода? - спросил князь Иван с усмешкой.
- Понесем, княже, понесем. Вот и ноне тянем. И рассмеялись оба.
Ездовой задней упряжки оглянулся: чему веселится молодой великий князь? Однако, не узрев ничего, погнал коней.
Зимой приехал в Москву новгородский архиепископ Феофил на рукоположение к митрополиту Филиппу.
Обряд митрополит исполнил в храме Благовещения в присутствии московского духовенства, после чего Филипп с Феофилом уединились в митрополичьих покоях. Звал Филипп Ивана Третьего, да тот отказался:
- Надобно Феофилу отмолить грехи, какие брал на себя за мятежный Новгород. Хотя и ведаю, не мог он иначе в том гнезде осином…
Сидели владыки в малой трапезной за круглым столом. Тихий чернец молча подал чаши с теплым молоком, мед янтарный с плавающими кусками сот, яблоки, моченные в капусте, да еще семужку малосольную. А хлеб на деревянном подносе чернец принес свежий, ржаной, испеченный монахами Чудова монастыря.
Удалился чернец. И лишь после того, как закрылась за ним дверь, Филипп промолвил:
- Гнев государев еще не улегся, владыка Феофил. Гордыню новгородцев не преломил ты, архиепископ.
- Я ли того не ведаю? И господ именитых молил я и увещевал поклониться великому князю Московскому. А что до полка владычного, так ему строго-настрого не велел мечи обнажать на московских ратных людей, а стоять только против псковичей, какие пойдут на Новгород.
