Но это будет бегством и откроет дорогу орде.
В который раз государь приходил к мысли, что он был прав, соглашаясь на требования Ахмата…
А князь Даниил Холмский предлагал свой план - дождаться морозов и всеми силами перейти по льду на противоположный берег, сразиться с ордынцами.
Но его не слишком поддержали: сражение не получится, полки не построятся, и татары сомнут, станут избивать ратных людей, погонят их, как стадо.
Братья, удельные князья Андрей Угличский и Борис Волоцкий, отмолчались, будто стояние на Угре их не касается. А Иван Третий на воевод смотрел изучающе, ждал, каков совет подадут.
Развел руками Андрей Меньшой. Иван Третий хотел сказать ему: «Ты же с молодым великим князем к моему голосу не прислушались, все это стояние затеяли ».
Кто знает, может, и высказал бы государь ему и сыну Ивану свои обиды, если бы молодой великий князь не заговорил:
- Вижу, воеводы, стояние вам в тягость, а особенно ополченцам. Вьюга не заставит ждать, крестьянину пашню надобно поднимать. И намерен я предложить, воеводы, не нам самим Угру переходить, а отойти от берега версты на две. Изготовиться и ордынцев дождаться… Потемну пойдем. Я в челе с дружинами стоять буду, а правым и левым крыльями конных ордынцев охватим. Как увидим, что сражение в разгаре, засадный полк бросим…
Воеводы поддержали Ивана Молодого.
А на рассвете дозор ополченцев сообщил, что ордынцы снялись, в Дикое поле откочевали. Не стал Ахмат Угру переходить, отказался от боя…
От Угры-реки до самого Серпухова растянулись обозы. Санный поезд скрипел по первопутку, скользили розвальни. Кому из ратников места в санях не нашлось, шли нестройными колоннами, малыми отрядами, все больше по землячествам делились.
Весело шли, с песнями и прибаутками, посмеивались:
- Мирон, а Мирон, не помер?
- Ты, Мирон, шерстью оброс, ровно пес дворовый. Тебя, поди, и детишки не признают.
- А зачем ему детишки, признала бы боярыня!
Радостно было ополченцам. На Угру шли, не рассчитывали живыми воротиться. Ан счастье выпало, Бог пожить еще дает!
Проходили через Коломну, люд улицы запрудил, перекликается с ополченцами, знакомцев выискивает:
- Ты, Родя, Кузьму не встречал? Кто-то за Родиона ответил со смехом:
- Ты его, молодка, не жди, твой Кузьма в Калуге другую сыскал, пригожей тебя!
- Ах ты, кобель рябой, твоя женка тебя в конуре псиной ждет!
- Ему, проклятому, и конуры много!
Коломной проезжали, великий князь Иван Молодой броню скинул, шуба нараспашку, шапку соболиную лихо заломил, по сторонам глазами зыркает.
Встрепенулся вдруг, в стременах приподнялся. Показалось, в толпе Глашу заприметил. Коня придержал, а Санька рядом с Иваном Молодым ехал, сказал:
- Поздно вспомнил о Глаше, князь. Нет ее уже в Коломне. Постриг монашеский она приняла.
Сник молодой великий князь. Уж как он хотел, чтобы Глаша увидела его! Понял, не хватает ее сейчас. Ласки вспомнились, слова добрые, сердечные. Одна она и была у него утеха. Вот Санька вернется в Москву, Настена его будет ждать, сын Санька. А кто его, князя, встретит?
Потекут дни, один на другой похожие: сидение в Думе, разборы боярских жалоб, писания дьяков, отъезды в города дальние…
Сейчас пожалел, что не напросился с Холмским в Дикое поле с полком дворянским - разведать, куда хан Ахмат с ордой отправился…
Солнечным днем, когда Москву засыпало первым снегом, звоном колоколов и шумом людским встречал город своих ратников.
От Кремля потянулась церковная процессия во главе с владыкой митрополитом Геронтием, архимандритами, благочинными и иными священниками и дьяконами.
Подошли великие князья Иван Третий и Иван Молодой под благословение митрополита. Отслужили молебен в Благовещенском соборе и по другим церквам, после чего разъехались ополченцы и воеводы по своим землям.
Глава 12
Ветер со Студеного моря завывал, бил в оконца княжеских хором, гнал темную волну по Белому озеру.
Великая княгиня Софья поднималась поутру от этого грозного рева, садилась к столику, прислушивалась. Так ревело и бурлило ее море там, в далекой теплой Италии.
Софью часто возили к морю из Рима в Неаполь.
Море и небо Италии ласковые, а здесь, в княжестве Московском, все студеное.
В Белоозере, в княжеских палатах Михаила Андреевича, все ночи горели печи, и их жар ровно растекался по бревенчатым хоромам.
Вот уже скоро три месяца, как великая княгиня Софья с приставленными к ней боярынями и новорожденным сыном Василием нашла приют от ордынцев в Белоозере.
Редкие гонцы от государя уведомляли о стоянии русских полков на Угре. Писал и митрополит Геронтий, успокаивал, что татар остановили и, даст Бог, погонят в Дикую степь, а ей, княгине, покуда в Москву не ворочаться…
Под рев ветра Софья вспоминала синь италийского моря, белые паруса военных кораблей неаполитанского и венецианского флотов, рыболовецкие судна и рыбаков со своими шумными базарами у причалов.
Но Софья хотя и вспоминала об этом, и сжималось у нее сердце, все же никогда не пожалела, что приехала на Русь и стала женой великого князя Московского, надежды православного мира, богатству и могуществу которого завидовали многие европейские князья.
Она верила, что Иван Третий отразит нашествие Ахмата и ему не страшны внутренние враги. Он справится с ними, как покорил, подчинил себе гордый и заносчивый Великий Новгород…
Ждала Софья известий из Москвы, чтобы возвратиться в большой, весь из дерева город, имя коему Москва, где живут по своим законам, столь разнящимся от римских.
Живя в Белоозере, Софья иногда выходила на берег, если позволяла погода. Холодные воды волнами накатывались на гальку и ракушечник. Бывало, к берегу приставали рыбаки, выносили из ладей сети, выгружали серебристую рыбу. Чаще всего это была жирная семга. Великая княгиня любила ее в легком засоле. Нравились ей и пироги с семгой.
Там, в Риме, во дворце папы римского Софья не знала, что такая рыба ловится в далекой Руси…
Но есть у княгини тайные мысли. Она не подпускает к ним никого. Даже мужа, государя, Ивана Третьего. Софья пока не готова дать своим замыслам ход. Настанет ее час, и тогда о ней, порфирородной царевне Древнего византийского рода Палеологов, заговорят все те, кто совсем еще недавно не хотел ее замечать. Она даст понять, где ее истинное место и место ее сына, Василия, кому быть великим князем Московским. Весна еще не вошла в свои права, но днями звенела капель, а ночами снег подмораживало.
Приехал в Коломенский монастырь молодой великий князь, у ворот с коня соскочил, отдал повод Саньке.
