Слушал Казимир и ухмылялся. Он уже принял решение и, когда паны выкричатся, его объявит.
Неожиданно вперед всех сидящих в зале выскочил тучный, как кормленый боров, князь Глинский, отец юного задиристого Михаилы Глинского.
Тряся обвисшими губами, выбритый до синевы князь закричал:
- Ясновельможный круль, скликай посполито рушение, все пойдем!
Старый Глинский повернулся к сыну:
- Бери, Михайло, наш древний родовой меч! Мы славяне, в наших жилах течет русская кровь, отчизна наша Речь Посполитая. И помните, вельможные паны, еще Польска не сгинела!
- Не сгинела! - заорал сейм.
Казимиру смешно: Адам Глинский сейм в балаган превратил. Король поднял руку. Все стихли.
- Ясновельможные Панове, москали одолели татарскую Золотую Орду, но нам грозят крымцы. Мы созовем посполито рушение на хана Менгли-Гирея, а в Москву пошлем князя Адама Глинского…
На выходе из сейма молодой Михайло Глинский потянул отца за кунтуш
[38]:
- Сто чертей и ведьму в зубы нашему крулю. Отчего ему вздумалось слать в Московию тебя, отец?
Бежавшего из Речи Посполитой князя Федора Вельского в Москве встретили приветливо, на Думу позвали. А накануне князь Холмский водил его к молодому великому князю. Приглянулся князь Иван Вельскому: серьезен и обличьем в отца. К речам князя Федора прислушивался, помощь обещал…
Бельский к шумным сеймам привык, а тут, на Думе, бояре чинно сидели, бороды дорогие в шубы уткнули, высокими горлатными шапками покачивают, внимают Федору.
Иван Третий на троне восседал, рядом молодой великий князь. Вельский рассказал, как живется в Литве и Польше князьям Одоевским, Вяземским и иным русским князьям. Что требуют от них в Речи Посполитой? Верности королю и принятия унии. А православную веру притесняют, и церкви в костелы намерены обратить…
Что тут на Думе поднялось! Зашумели бояре и, кто бы ни выступал, речь к одному сводили, к требованию воротить исконно русские отчины, захваченные Польшей и Литвой города, какие за Русью числились.
А когда шум чуть улегся, Иван Третий уведомил бояр, что дал он князю Федору Вельскому на прокорм часть новгородских земель с городками и селами и что великие князья московские рады будут тем князьям и боярам, какие перейдут под руку Москвы.
Гулом одобрения встретила Дума слова государя.
Посол великих князей московских Михаил Васильевич Кутузов до Крыма добрался с деликатным поручением - уговорить хана Менгли-Гирея пройтись с крымской ордой по землям Речи Посполитой, отвлечь короля и великого князя Казимира от приготовлений к войне с Москвой.
Каменистая крымская земля встретила московского посла горячим воздухом и безводьем. Даже на перешейке вода была гнилой и мутной, кони ее не стали пить.
Въехало посольство в Бахчисарай, пропылило по узким улочкам, в беспорядке застроенным саклями с плоскими крышами, остановилось у глинобитного темного караван-сарая.
Вылез князь Кутузов из колымаги, перекрестился:
- Помоги мне, Боже, выбраться из этого ада и вживе в Москву воротиться.
И, вздохнув, проследовал в гостевую конуру караван-сарая…
Второй месяц живет посол в безводном Бахчисарае, жарится под горячим крымским солнцем. Однажды сказал он посольскому дьяку:
- Ежели есть преисподняя, где грешников на сковороде пекут, так это здесь, в Крыму.
По утрам посла будили зазывные крики муллы с высокого минарета, что стоял в верхней части святой улицы. Князь выходил из тесного, зловонного караван-сарая, дышал чистым, еще не раскалившимся воздухом и сворачивал в плетеную из лозы харчевню, где старый татарин жарил баранье мясо и лепешки на курдючном жире. Посол съедал несколько штук, запивал мутной водой, привезенной бог весть откуда, потому как во всем Крыму Кутузов не видел ни речек, ни колодцев, и отправлялся к ханскому дворцу в надежде, что Менгли-Гирей его примет.
Посол стоял на пыльной улице в ожидании ханского выезда.
Иногда хан проезжал мимо, подтянутый, горбоносый, с бритым лицом, и никогда не смотрел по сторонам. На Менгли-Гирее были зеленая чалма и шелковый зеленый халат.
Конь под ханом не шел, перебирал копытами, пританцовывал, а за Гиреем следовали верные телохранители.
Московскому послу казалось, что стоит сделать два-три шага, и он заступит хану дорогу. Но князь Кутузов был уверен: охрана тут же зарубит его.
Знал Михаил Васильевич, что Гирей коварен и хитер, поступки свои он нередко соразмеряет со звоном серебра и золота. Дружбу свою с великим московским князем он сохраняет до поры.
С того дня, как хан Ахмат после стояния на Угре как побитый пес, поджав хвост, полез в степи и там нашел свою смерть, Менгли-Гирей не опасался Золотой Орды. Теперь он делает вид, что верно служит турецкому султану и готов слушаться его крымского визиря.
Так длилось уже второй месяц после приезда московского посла в Крым.
Наконец хан принял его. Князя ввели в тихий полумрачный дворец. В зале, где восседал Менгли-Гирей, никого не было. Только в стороне сидел тощий маленький турок тоже в зеленой чалме. Михаил Васильевич догадался - это советник султана при крымском хане.
Он молчал и, казалось, не слушал, о чем говорит русский посол. Менгли-Гирей изрекал, а турок кивал, соглашаясь. Хан ничего не обещал. Но князь был уверен: едва он покинет дворец, как хан прислушается к совету турка и поступит так, как скажет советник султана…
Прошел еще долгий месяц. Спала жара, и московский посол намерился отъехать домой, но ханского ответа он так и не услышал.
Но в один из дней начали стягиваться к Перекопу конные татары. Они стекались к хвостатым бунчукам под звуки рожков и гортанные, визгливые выкрики тысячников.
Крымская орда собиралась в военный поход.
В тот день, когда московский посол покинул ханский дворец, Менгли-Гирей, обложившись подушками, еще долго сидел молча. Безмолвствовал и визирь, советник султана.
Перед ханом стояло блюдо с бешбармаком, жареная баранина, обжигающие губы румяные чебуреки и нарезанный ломтями холодный овечий сыр.
Ни хан, ни советник султана к еде не притрагивались. Слышно было, как в тишине журчит вода фонтана да набежавший ветерок играет листьями в саду.
Но вот хан спросил:
- Достойный визирь, ты слышал, о чем говорил этот московский гяур?
Советник султана кивнул.
- Скажи, мудрый визирь, какой мне дать ответ московскому великому князю? Московиты шлют мне дары, их послы ждут у моего порога моего слова.
Визирь огладил бороду, заговорил чуть хрипло:
