— Ага, а охранника с дежурства не снял, вот и пришлось пудрить ему мозги, — проворчала Сабрина.
— Шериф, Гриммы всегда в вашем распоряжении, — не обращая внимания на внучку, ответила бабушка.
— Спасибо, Рельда, ваша помощь просто неоценима. Я бы с удовольствием всем сообщил, что это вы нам помогли, да только, если мэр узнает про наше сотрудничество, моей заднице достанется не меньше, чем футбольным мячам в лавке Джепетто.
— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — подмигнула Свинсону бабушка Рельда.
— А как дела у Каниса?
Бабушка заерзала на сиденье. Сабрина с Дафной глядели на нее во все глаза, ожидая, что она скажет.
— Спасибо, неплохо, — ответила бабушка, выдавив из себя улыбку.
Сабрина ушам своим не поверила. За то недолгое время, что они знали бабушку, она ни разу не сказала неправды. А ведь бедняга мистер Канис… Какое там «неплохо»! Три недели назад верный друг бабушки мистер Канис превратился в кровожадное существо, известное всем как Серый Волк — Зубами Щелк. С тех пор его никто не видел. Он заперся у себя в спальне, пытаясь справиться с распоясавшимися демонами своего истинного «я». Каждую ночь девочки слышали его жалобные стоны и ужасные хрипы или просыпались от удара в стену. Нет, ни о каком «неплохо» и речи быть не могло.
— Что ж, я рад за него, — сказал Свинсон, хотя в его голосе Сабрина почувствовала сомнение.
— А право на телефонный звонок? — донеслось из бардачка. — Нас же подставили!
Шериф стукнул кулаком по приборной доске:
— Судье всё и расскажешь.
Вскоре машина подъехала к двухэтажному желтому дому семейства Гримм. Была глубокая ночь, и свет нигде не горел. Сабрина открыла дверцу машины, и Эльвис выскочил наружу; на его спине еще красовались две липучки, правда, без лилипутов. Было ужасно холодно, и Сабрина надеялась, что взрослые обойдутся без обычно долгого ритуала прощания — бабушка ведь могла кого угодно заговорить. Но шериф лишь еще раз поблагодарил их и поспешил откланяться: мол, пора в участок, надо еще горы бумажек заполнить.
У входной двери бабушка достала из сумки свою огромную связку ключей и принялась открывать бесконечные замки. Прежде Сабрина думала, что у бабушки навязчивая мания преследования, однако за последние три недели она столкнулась с такими невероятными вещами, которые, казалось, даже в страшном сне не привидятся, и поняла, почему дом запирался так тщательно.
Но вот бабушка Рельда трижды постучала по двери и известила дом, что семья вернулась. Открылся последний волшебный замок, дверь распахнулась.
После того как они выпили молока с печеньем и протерли ссадины на боку Эльвиса тампонами с растительным маслом, бабушка скомандовала:
— А теперь — быстро умываться и спать! Завтра ведь в школу! Я вас и так задержала дальше некуда.
— Послушай, ба, — ответила Сабрина, — я, похоже, заболеваю. Если я пойду в школу, то всех заражу.
Бабушка усмехнулась:
— Вы и так уже три недели пропустили. Если завтра не пойдете, меня в тюрьму посадят. Ну-ка марш в постель!
Сабрина, нахмурившись, притворно закашляла, чтобы бабушка почувствовала себя виноватой, и стала подниматься по лестнице в спальню. Неужели бабушка не понимает, что есть вещи поважнее школы?
* * *
Дафна уже давно посапывала во сне, когда Сабрина выбралась из огромной кровати с пологом. Кровать стояла в комнате, в которой в детстве жил их отец. Под потолком еще висели сделанные им модели самолетов, а на письменном столе лежала его бейсбольная перчатка. Сабрина, встав на четвереньки, вытащила из-под кровати несколько пыльных книг и связку ключей, поднялась и тихо прокралась в коридор.
А красться Сабрина умела мастерски. В этом она была, пожалуй, своего рода экспертом: полтора года жизни в приютах и приемных семьях научили ее совершенно беззвучно ступать по деревянному полу, избегая скрипучих досок. Это выручало ее в самых неприятных ситуациях — за эти полтора года сестры сбежали более чем от дюжины опекунов. Некоторые из них использовали сестер как своих личных слуг, другие — как развлечение для собственных несносных детей, которые их без конца лупили. Сейчас, конечно, девочки никуда не собирались убегать, ведь у бабушки Рельды они были в родном доме, но умение красться бесшумно и здесь могло пригодиться. Особенно когда Сабрина знала наперед: за то, что она делает, бабушка по головке не погладит.
Сабрина подошла к двери около лестницы и, перебрав ключи в своей разросшейся коллекции, нащупала длинную медную отмычку. Раз — и замок открыт. Быстро оглядевшись — не видит ли ее кто-нибудь, девочка шагнула в комнату.
Там было пусто, если не считать огромного, во весь рост, зеркала, висевшего на дальней стене. Благодаря лунному свету, проникавшему в комнату сквозь единственное окно, Сабрина могла хоть что-то разглядеть в темноте. Она подошла к зеркалу, и в нем появилось ее отражение: длинные светлые волосы и голубые глаза, которые в полумраке отсвечивали молочной голубизной, словно у призрака. Но Сабрина пришла сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться на себя. Она сделала то, что для большинства людей было просто невозможно: прошла сквозь зеркало и исчезла.
Зеркало на самом деле было порталом — входом в огромное помещение, которое Сабрина знала как Чертог Чудес. Своим невероятно длинным цилиндрическим сводом, опиравшимся на грандиозные мраморные колонны, он напоминал ей Центральный вокзал в Нью-Йорке. Вдоль каждой стены чертога тянулись тысячи дверей. На каждой двери — бронзовая табличка, объяснявшая, что находится за дверью. А там были и говорящие растения, и гигантские живые шахматные фигуры, и синий бык по кличке Малыш, и тысячи других волшебных предметов и существ. Всё это собрали Гриммы. Бабушка называла это хранилище самой большой в мире кладовкой. Сабрина же знала — здесь ее единственная надежда.
Она оглядела зал и, заметив одинокую фигуру, сидевшую в кресле с высокой спинкой, направилась прямо к ней.
— А знаешь, Зерцало, — обратилась девочка к невысокому, коренастому человечку, — мне кажется, я нашла кое-что полезное.
Зерцало (так звали сидящего в кресле) был лысеющий человечек с грубыми, угловатыми чертами лица, на котором выделялись полные губы. Он жил внутри зеркала. Именно Зерцало когда-то провозгласил, что Белоснежка «всех милее, всех румяней и белее», чем ужасно разгневал злую королеву-мачеху.
Увидев Сабрину, Зерцало отложил иллюстрированный журнал из жизни знаменитостей и поднялся с кресла.
— Я уж думал, ты больше не придешь, — сказал он.
— Да бабушка всех загрузила, — объяснила девочка. — Ну что, начнем?
— Как? А где же твое «Здравствуйте!»? Где «Как поживаете?» или «Как жена и детки?» — обиделся человечек.
— Извини, Зерцало, у меня мало времени.
— Извинения принимаются. Ну, что у нас сегодня на повестке дня?
