— Стоило отвернуться, как еще один Гримм появился, — пожаловался Шарманьяк, ни к кому конкретно не обращаясь. — Прямо как тараканы. Город просто заражен ими!
— Уильям Шарманьяк! — сердито крикнула Белоснежка, едва бабушка закрыла за ними дверь.
— Ну и что ты сделала? — спросил дядя Джейк бабушку.
— Не пойму, о чем ты? — ответила та, быстро повернулась и направилась в гостиную.
Дядя Джейк бросился за ней.
— Мам, ну подумай сама: Свинсон меня не вспомнил, хотя он, наверное, тысячу раз ловил нас с Хэнком, когда мы прогуливали школу. Белоснежка меня тоже не помнит. А ведь я писал ей любовные записки, причем каждый день до своего восемнадцатилетия. И Шарманьяк меня не помнит, хотя сам же угрожал тогда, что прикажет арестовать меня. Даже велел расклеить по всему городу листовки с моим портретом — что я, мол, в розыске.
— Люди многое забывают, Джейк, — сказала бабушка. — Ведь целых двенадцать лет прошло.
— Мам, не думай, что я хвастаю, но, если говорить начистоту, я чертовски привлекателен и меня не так-то легко забыть.
Бабушка Рельда огляделась. Все, кто был в комнате, смотрели на нее в упор. Даже Эльвис от любопытства изогнул бровь. Бабушка вдруг замялась, стала переминаться с ноги на ногу, что-то, запинаясь, пробормотала, но в конце концов всё же призналась:
— Они не помнят, потому что я тогда весь город усыпала порошком забвения.
— Что-о-о?! — вскричал дядя Джейк.
— Понимаешь, когда все узнали, что случилось, на улицах такое началось! — сказала бабушка Рельда, собирая со стола крошки пончиков. — Около нашего дома целых две недели толпились все кому не лень, были пострадавшие. Надо было что-то делать.
— Что же ты такое натворил? — в один голос спросили сестры у дяди Джейка.
Он будто не услышал их вопроса.
— Выходит, меня в городе все забыли?
— Не все, — ответила бабушка. — Зерцало тебя помнит. И мистер Канис тоже.
— Мам, ведь мистер Канис погиб, — напомнил ей дядя Джейк.
Бабушка вздрогнула, но всё-таки справилась с собой.
— Ну и Баба-яга, конечно, помнит тебя, — сказала она.
— Баба-яга? Ха, вот так номер! Безумная людоедка, коллекционирующая человеческие кости, всё еще помнит меня. Господи, ну и повезло мне, ничего не скажешь! — И дядя Джейк, выскочив из гостиной, схватил с вешалки в прихожей свое пальто и распахнул входную дверь.
— Ты куда? — спросила его бабушка.
— Мотор прогреть, — сказал он. — А вы, девочки, одевайтесь. Только перед тем как выйти из дома, постарайтесь не забыть, кто я такой.
Громко топая, он вышел на крыльцо и резко захлопнул за собой дверь.
Девочки уставились на бабушку, но та избегала их взглядов.
— Вчера поздно вечером Пак наконец явился домой, — сказала она. — Сабрина, сходи-ка наверх, пригласи его прокатиться с вами. А то он решит, что с ним не хотят водиться.
Сабрине очень хотелось узнать, что же натворил дядя Джейк, однако на бабушкином лице было ясно написано: она не намерена об этом говорить.
* * *
Кого-кого, а Пака Сабрина уж точно не хотела никуда приглашать. Она неохотно поднялась на второй этаж, несколько раз постучала в его дверь, но никто не ответил. Тогда она заглянула в комнату и внимательно осмотрела ее: нет ли там какой-нибудь катапульты, медвежьей ямы, замаскированных рычагов или зловонных химических бомб. Вроде бы ничего подозрительного. Она вошла и несколько раз позвала Пака, но ответа так и не получила.
Сабрина уже собралась уйти, но вдруг прямо у нее над головой в небо взлетел столб огня и дыма, раздался оглушительный взрыв, и темнота рассыпалась на тысячи многоцветных огней. Через мгновение в небо взмыл новый заряд. Похоже, фейерверк запускали с холма за лагуной.
Тропинка, поднимавшаяся вверх по склону холма, была усеяна сломанными игрушками и расплавленными оловянными солдатиками. Кругом валялись разбитые стеклянные шарики, растянутые шагающие пружины, отломанные головы игрушечных гиппопотамов из популярной детской игры. В конце тропинки была поляна, где Сабрина и нашла Пака — увешанный орденами и медалями, он восседал на троне, инкрустированном драгоценными камнями. Вокруг толпилась его обезьянья армия, и, пока Пак читал им лекцию о военном искусстве, солдаты-шимпанзе пытались выхватить у него из рук коробок спичек.
— Джонсон, шаг вперед! — приказал Пак. Шимпанзе вышел из толпы.
— Джонсон, враг повсюду. Тебе, может быть, придется отправить на тот свет кого-то из своих солдат, если ты поймешь, что они действуют в интересах врага. Ты сможешь убить лучшего друга, если так будет надо?
Шимпанзе радостно закивал, хлопая в ладоши.
— Молодец, Джонсон! — похвалил Пак.
Он зажег спичку и подал ее волосатому солдату. Довольный шимпанзе кинулся к разнообразным по форме и размерам пиротехническим игрушкам, которые были расставлены по всей поляне. Он поджег самую большую ракету с красно-белыми полосами и, когда она взлетела в небо и взорвалась, завопил от счастья. А когда вспышки в небе и грохот прекратились, шимпанзе принялись скакать перед Паком, выпрашивая у него следующую спичку.
— Эй, Салливан! Ко мне шагом марш! — скомандовал Пак. — Отвечай: какое самое главное правило войны?
Обезьяна взревела и затопала ногами. — Молодец, Салливан, правильно! Убей, не то убьют тебя. — И Пак выдал ему спичку.
В небо взлетела очередная ракета.
— Чего тебе? — спросил Пак, когда Сабрина показалась на поляне.
— У кого-то плохое настроение? — поддразнила она его, переступая через несколько выгоревших ракет.
— Ничего подобного! — сказал Пак. — Видишь, я занят. Тренирую этих салаг. Чтобы стали настоящими солдата ми.
Шимпанзе, крича и скаля зубы, повернулись к нему, требуя следующую спичку. Вдруг голова Пака стала как у шимпанзе. Он зашипел и стал плевать в них. Обезьяны притихли, но потом опять принялись выпрашивать спички.
— Единственное, чем ты занят, — заметила Сабрина, — это без конца дуешься и обижаешься.
— Ничего я не дуюсь.
— Тогда в чем дело? В столовой полно пончиков. Прежде ты бы давно уже съел их да еще и коробку бы облизал.
— Кому нужны эти пончики? Да я их терпеть не могу! — заявил Пак.
— А вот и нет! Ты лопаешь всё подряд. Я даже видела, как ты уплетал собачий корм прямо из миски Эльвиса.
Пак долго молчал.
Потом с деланым безразличием спросил:
— Пончики-то с глазурью?
— Да. Их дядя Джейк принес.
— Мне от него вообще ничего не нужно.
— Чем он тебе не нравится?
— Прибрал к рукам мадам, к ней теперь не подойти. Подумаешь, сын родной…
