«Остроумие и его отношение к бессознательному», 1905
* * *
Таким образом, для Фрейда острота является не только выражением социально неприемлемых агрессивных мыслей и импульсов. Он считает, что в такой форме человек может высказать ужасные, постыдные истины.
Возвращаясь к замечанию Кена Додда о том, что Фрейду никогда не приходилось выступать в Глазго-Эмпайр субботним вечером, хочу заметить, что если бы Фрейду пришлось зарабатывать на жизнь стенд-апом, он бы жил впроголодь. Но, анализируя остроты вместо того, чтобы раскрываться в них, Фрейд дал нам уникальную возможность лучше осознать собственную скрытую агрессию и тревогу. Помог облечь в слова свои самые болезненные страхи.
Работая над этой главой, я неожиданно вспомнил своего одноклассника по начальной школе. Я не вспоминал о нем много лет. Он пользовался репутацией местного клоуна и позволял себе отпускать весьма рискованные шуточки. Однажды спросил у учительницы: «Извините, мисс, а почему в Белфасте нет кубиков льда?» Учительница растерялась, и тогда он торжествующе ответил сам: «Потому что дама, знавшая рецепт, умерла!» Учительница, естественно, наказала его за то, что его шутка выражала националистические настроения. Вспомнив об этом случае сейчас, я, конечно же, понимаю скрытую в ней жестокость и враждебность – англичане частенько считают жителей Белфаста глупыми. Но в то же время я вижу в этой шутке и страшную тревогу, которая в 70-е годы жила в сердцах каждого из нас – мы были свидетелями страшных взрывов в центре Лондона и в других уголках страны. Возможно, Фрейд увидел бы в этой шутке отчаянную попытку справиться не только с ненавистью к Ирландской республиканской армии, но еще и с ужасом (этот ужас был знаком всем нам) перед взрывами и смертью. Нам было проще представлять жителей Северной Ирландии идиотами, не способными сделать даже кубиков льда, чем смириться с реальностью. А реальность заключалась в том, что небольшая горстка ирландских террористов держала в своих руках наши жизни.
Если бы я попытался представить Фрейда человеком, которому чуждо чувство юмора, то погрешил бы против истины. Не следует думать, что психиатры и психологи, которые пошли по его стопам, не ощущают радости жизни. Умение от души посмеяться – один из признаков психического здоровья. В середине 90-х годов я встречался с очень пожилой дамой, и встреча эта доставила мне огромное удовольствие. Ольге Розенберг было уже за девяносто. Ее муж в 30-е годы держал в Вене магазин ковров. Ольга рассказала мне замечательную историю про Фрейда. Однажды в магазин Шандора Розенберга пришла дочь Фрейда Анна, известный детский психоаналитик. Она искала подарок для отца. Зная, что Анна Фрейд – дочь одного из самых знаменитых жителей Вены, господин Розенберг предложил лично доставить ковер Фрейду. При встрече Розенберг рассказал Фрейду анекдот. Хотя Ольга не могла вспомнить, что это был за анекдот, но ответ Фрейда она запомнила навсегда: «Das ist ein schÖner Witz» («Отличная шутка!»).
7. Как забыть прошлое
С девяти до семнадцати лет юный Сигизмунд Шломо Фрейд посещал гимназию Леопольдштадтер на Таборштрассе. Он был искренне увлечен традиционной для Европы середины XIX века школьной программой. Ученики изучали классические предметы – язык и литературу Древней Греции и Рима. В школе Фрейд познакомился с книгами Гомера, Тита Ливия, Овидия и Ксенофона, а затем с трудами Цицерона, Демосфена, Горация, Саллюстия, Тацита и Вергилия. Чтобы получить аттестат зрелости – в Вене того времени сделать это было очень непросто – Фрейд должен был перевести ряд текстов с древнегреческого и латыни на немецкий. В программе экзамена были даже тридцать три строки из трагедии Софокла «Царь Эдип». Благодаря упорному труду, которому он всегда отдавался всей душой, и любви к истории Фрейд прекрасно сдал экзамены. Уже став врачом и начав зарабатывать медицинскими консультациями, он время от времени тратился на приобретение греческих, римских, египетских, этрусских, вавилонских, ассирийских, микенских, месопотамских, финикийских, исламских, умбрийских, китайских, японских и мексиканских статуэток и других артефактов. Весьма впечатляющую коллекцию Фрейд хранил в квартире, выставив особо ценные предметы в собственном кабинете.
Те, кто приходил в его кабинет, ныне тщательно восстановленный в музее Фрейда в Лондоне, были поражены масштабом и ценностью прекрасной коллекции, которая насчитывала более 2000 предметов. Среди них были статуэтки, бюсты и маски; урны, сосуды и лампы; амулеты, талисманы и геммы. Эти предметы были выполнены из мрамора, терракоты, яшмы, камня, дерева, бронзы, металла и стекла. У Фрейда имелся даже фрагмент крышки саркофага. Древности буквально заполняли кабинет. Например, древнеримская бронзовая фигурка греческой богини Афины I или II века стояла в центре рабочего стола. Три раскрашенные деревянные маски мумий девятнадцатой династии Древнего Египта висели на книжных полках. Металлическая голова бодхисатвы династии Мин стояла на полке за психоаналитической кушеткой.
Австрийскому писателю Стефану Цвейгу Фрейд признавался, что:
* * *
«… несмотря на мою широко известную скупость, я пожертвовал значительную часть своих доходов на коллекцию греческих, римских и египетских древностей, которые связаны больше с археологией, чем с психологией. До войны и сразу после нее я считал своим долгом каждый год проводить в Риме хотя бы несколько дней или недель».
«Письма Зигмунда Фрейда», 1960
* * *
Фрейд заполнил свой дом древними артефактами отчасти ради эстетического наслаждения, но еще и для того, чтобы подчеркнуть значимость далекого прошлого не только для истории цивилизации, но и для истории каждого отдельного пациента. Фрейд сравнивал психоаналитиков с археологами, раскапывающими древние храмы разума в поисках погребенных в них давно забытых сокровищ – бесценных воспоминаний, чувств, впечатлений и опытов, сокрытых в тумане подавления. В 1895 году Фрейд писал о своем новом методе психоаналитического лечения, основанном в значительной степени на работе с женщинами, страдающими истерией. В статье он проводил параллель между своей деятельностью и работой археолога:
* * *
«В процессе этого предпринятого мной первого полностью завершенного анализа истерии я выработал процедуру, которую позднее довел до уровня метода и применял с определенной целью. Эта процедура рассчитана на расчистку пластов патогенного психического материала, и нам нравилось сравнивать ее с раскопками погребенного в земле города. Сначала я позволял пациентке рассказать мне то, что ей было известно, и тщательно отмечал те места, где некий поток мыслей оставался неясным или отсутствовало какое-то звено в причинно-следственной цепи. Затем я проникал в более глубокие слои воспоминаний, проводя сеансы гипноза или используя сходные приемы. Вся эта работа, разумеется, основывалась на предположении о том, что детерминирование можно в полной мере выявить».
«Исследования истерии», 1895 (пер. С. Панкова)
* * *
Вскрывая забытое прошлое, часто сокрытое в целости и сохранности под мусором разума, Фрейд понял, что пациент испытывает чувство облегчения и освобождения от травм младенчества и детства, которые оставались одновременно и забытыми, и запомненными.
