– А как же «Чешуя»? – Петрович нахмурился. – Я служил в две тысячи восемьдесят первом, и у нас уже был такой броник! «Чешуя-1А» назывался! Такие чешуйки из углепластика, внахлёст расположены, специально от ножа и легкого стрелкового оружия!
– Сейчас уже есть «Чешуя-7Б». – Здоровяк принялся проверять своё снаряжение. – Но всё это тяжёлое, для скрытных спецопераций не применяется. У нас каждый килограмм на счету. Свою «Чешую», если честно, я тоже спёр. Но в один рюкзак всё не вмещалось, так что пришлось взять в метро только самое необходимое. Добраться бы до дома, да только вряд ли от него что-то осталось…
– Постой, а как же ты бегал вверх-вниз по эскалаторам, когда мужиков из-под взрыва выносил?! – старый техник удивленно смотрел на Порфирьева. – Без усилителей? Восемь ходок подряд!
– Семь, – поправил его здоровяк. – Не привыкать. Правда, после пятого раза стало совсем тяжко, пришлось отдыхать по минуте… За два года немного потерял форму… Всё собирался поднажать с тренировками, да времени на ежедневные занятия не оставалось. Денег не хватало, жильё обходилось слишком дорого, приходилось брать больше работы. Кто ж знал, что всё так произойдёт.
– Это точно. – Петрович снова вздохнул. – Никто не знал… Ну что, выходите?
– Выходим, – подтвердил Порфирьев. – Все сюда! – Он протянул руку, и Антон увидел у него на ладони четыре пузатые бело-красные овальные капсулы. – Берите по одной! Капсулу разгрызть, внутри противная жидкость, жидкость тщательно проглотить и зажевать капсулой!
– Что это? – Антон взял капсулу и вгляделся в нанесённую на неё скупую маркировку. – Антирад?
– Да, – здоровяк раздал препараты и принялся жевать свою дозу. – Через десять минут начнет действовать. Существенно повысит сопротивляемость организма радиации, у нас будет семь с половиной часов, чтобы вернуться. После этого нужно будет отлежаться минимум сутки, и пить воды литров по пять в день. Чтобы нивелировать побочные эффекты, которых у антирада тыща пицот. А вообще, две передозировки – это частичное разрушение внутренних органов. Три – гарантированное. Четыре – смерть. Но гибель организма происходит не сразу. Последствия наступают где-то через неделю, и поначалу кажется, что всё нормально и ничего не произошло. Поэтому после каждого применения необходима специализированная медпомощь, которой у нас нет. И антирада, можно сказать, тоже уже нет, так что герметизируемся и уходим! Время дорого.
– Но, как же карта? – спохватился Антон. – Я вытащил её из коммуникатора в комп, и всё!
– Я её посмотрел, – Порфирьев повесил на грудь свой карабин. – Там только три стоящие отметки, остальное всё метро или неглубокие подвальные помещения. За семь часов сходить ко всем трём не успеем, поэтому постараемся дойти до двух ближайших. Может, повезёт.
Пока кашляющий Петрович открывал створу гермоворот, Порфирьев обвязал каждого проводом, связывая всех членов группы друг с другом отрезками метра по четыре. Наблюдавшие за его действиями обитатели станции из числа тех, кто уже побывал на поверхности, данный поступок одобрили. Они со знанием дела делились с окружающими подробностями о крайне плохой видимости и множестве провалов, поджидающих экспедицию наверху.
– Петлю надеть на руку и не снимать! – Здоровяк раздал всем молотки. – Чтобы не потерять в случае чего. Проходя мимо приметных руин, делайте на них отметины. Специально останавливаться не надо, каждый нанёс по удару на ходу – уже хорошо. Будет легче искать путь назад. Если кто-то упадет, натяжение троса скажет об этом остальным. Поднимаем и идем дальше. Если связь будет, я дам указания по ходу движения. Если нет, всем делать, как делает впереди идущий! Я иду первым, за мной Владимир, дальше Овечкин, Александр – замыкающий.
Группа вышла за гермоворота, и воротина с негромким скрипом захлопнулась за ними, отрезая путь на станцию. После приёма антирада к Антону вернулась уверенность, нервозность почти улеглась, напоминая о себе лишь непроизвольной дрожью в кончиках пальцев, и он осмотрелся, вникая в особенности скафандра. Защитное снаряжение МЧС имело стандартный набор датчиков, анализирующих состояние окружающей местности, и предоставляемые ими данные выводились на небольшую индикационную область, расположенную в нижних углах лицевого щитка гермошлема. Температура, давление, радиационный фон, уровень мощности встроенной радиостанции, ёмкость заряда батареи скафандра, ещё какие-то пиктограммы, пока неактивные и потому малопонятные. Термометр показывал плюс четырнадцать, холоднее, чем на станции. Там было на пять градусов выше. Радиационный фон здесь выше гораздо, без средств защиты появляться нельзя. Это понятно, нагнетатель сверху затягивает сюда килограммы радиоактивной пыли, да и первичная очистка скафандров играет свою роль.
В настоящий момент за гермоворотами никого не было, очередная продовольственная команда отправилась наверх недавно, но следы активности обитателей станции виднелись повсюду. Разобранные ступени двух эскалаторов, через которые куда-то внутрь сливалась использованная для первичной очистки скафандров вода. Всё вокруг в пыли и грязи, заляпанной водяными потёками, кругом отпечатки подошв, куски продуктовых упаковок и обрывки сильно затёртых губок для мытья посуды. В углу валяются щетки и лежит поддон из-под какого-то оборудования. Антон от души надеялся, что вся эта радиоактивная вода, сливаемая внутрь эскалаторного механизма, не растекается там, внизу, по станции. Впрочем, его вагон стоит в тоннеле, так что опасности нет.
– Пошли! – головные телефоны скафандра ожили голосом Порфирьева. – Если кто устанет на лестнице, сообщайте. Сделаем передышку.
Здоровяк взвалил на себя тело умершего помощника Абдуллаева и двинулся вверх по мертвому эскалатору. Группа отправилась следом и вскоре покинула слабо освещенную зону гермоворот, окунаясь в кромешную темноту. Луч нашлемного фонаря скользил по перилам и разбитым осветительным лампам, забрызганным засохшей кровью, и быстро рассеивался в донельзя запылённом воздухе. Разглядеть удавалось едва десяток метров пространства, и казалось, что уходящие во тьму ступени будут длиться бесконечно. Подниматься вверх по неподвижному эскалатору своими силами оказалось очень утомительно. Где-то на середине лестницы ноги налились свинцом и не желали шевелиться, мышцы жгло, лёгкие словно ходуном ходили, дыхание сбилось, воздуха не хватало. Когда ты движешься на эскалаторе, он не кажется таким бесконечным! Пришлось пожаловаться на слишком длинный подъём и попросить привала. В ответ Порфирьев сказал, что в глубине станции её ценность, но издеваться над Антоном не стал и привал разрешил. За всего лишь минуту нормально отдохнуть не удалось, и жжение в ногах продолжилось едва ли не сразу, но добраться до верха этой передышки хватило.
Дальше Антона ждал изрядный шок. Выхода на улицу, как такового, не существовало. Эскалаторы упирались в сплошное месиво из рухнувших кирпичных стен, бетонных перекрытий и обломков всевозможных отделочных материалов. Когда луч нашлемного фонаря упёрся в нагромождение развалин, в первую секунду Антон подумал, что всё это может в любой момент рухнуть вниз по эскалаторам прямо на него. Однако пробка из разновеликих обломков, закупорившая выход, похоже, держалась достаточно плотно, раз не обвалилась, пока в ней пробивали нору отбойными молотками. Вход в нору Антон заметил не сразу. Свет из неё не шёл абсолютно, но закрепленный перед какой-то дырой нагнетатель свидетельствовал о её местоположении. В настоящий момент нагнетатель был несколько сдвинут в сторону, чтобы не закрывал вход, и его вращающиеся лопасти затягивали воздух не столь эффективно. Антон отметил, что вскоре это даст о себе знать внизу, на станции, когда там вторично упадёт уровень кислорода, но пока перенос продуктов из магазина на станцию важнее.
